Марджори решила заняться вязанием носочков по одной простой причине – у нее по ночам ужасно мерзли ноги, а достать приличные шерстяные даже в столице было тяжело. И вообще, как говорили еще Прежние, хочешь сделать что-то хорошо, сделай это сам. Только вот Лосось не учла одного маленького нюанса – публика в Клубе была отвратная за редким исключением. Один раз мадам Баклажан целых два часа не умолкая уговаривала Марджори вывести синие бананы, потому что однажды некий господин М. заявил, что мадам Баклажан ничего не понимает в жизни, потому что и банан-то в полном цвете никогда не видела. Какая религия не позволяла старой маразматичке раздобыть синтетически окрашенный желтый фрукт, красная спросить побоялась, а то бы пришлось еще два часа слушать, уворачиваясь от слюны, вылетающей изо рта председательницы. В другой раз Лосось чуть не выдали замуж прямо на ее шестьдесят пятом заседании Клуба, вся ирония ситуации заключалась в том, что жениху в тот день как раз исполнялось шестьдесят пять. Потом был инцидент с крючком, бегемотом и зеленой пряжей, о котором было решено не распространяться. Еще как-то раз мадам де Салат и де Помидорро одновременно привели с собой по племяннику, по идее все должны были смотреть на юных представителей хромогенции и умирать от умиления, но те были настолько мерзкими, что Рори пришлось закинуться линкольном, чтобы дотянуть до конца вечера. И один из немногих своих отрицательных отзывов Лосось получила на собрании Клуба, когда отказалась принимать участие в вязании шали оранжевому префекту в подарок. Аргумент «шаль – это не носки» почему-то ни на кого не подействовал. В Клубе, кажется, на людей мог подействовать только алкоголь и ничего более.
Конечно, были и вменяемые кадры, например, один серый. Его звали Якоб. Такое имя больше подошло бы какому-нибудь мудрому ворону, чем этой молчаливой скале со злобно посверкивающими глазами. Марджори забавляло, как неумело он прятал свое недовольство, никто, наверное, не обращал внимания, но мужчина крайне выразительно сопел и присвистывал носом, выполняя свою работу в клубе. А вязал он, как птица летает. Если ежа, например, можно назвать птицей.
В тот чудесный майский день Лосось была в крайне доброжелательном расположении духа. Наверное, так же хорошо себя чувствуют себя дикари после плотной трапезы из пурпурных младенцев. В общем, вечер обещал быть сносным. На двоечку с плюсом.
После долгожданного хлопка Рори уселась в самый центр зала на самое видное место, ведь сегодня у нее была пряжа синтетического лососевого оттенка, из которой она намеревалась этим вечером связать носки Мандарини в честь выхода его новой книги. И это чудо современного вязального искусства должны были увидеть все, а потом желательно умереть от зависти.

Услышав свое имя, Марджори обернулась, и красный цвет гулко вдарил ей в голову. Лосось ахнула, охнула, ойкнула и, кажется, немного крякнула. Палец обратившегося к ней человека ярко пульсировал всеми оттенками алого, что было одновременно прекрасно и страшно. Здесь явно требовалась помощь цветоподборщика. Что означило, что можно было валить из этой богодельни на вполне законных основаниях, а носки она успеет и дома довязать. Внутренняя богиня Марджори ликовала.
– О мой Манселл, вам срочно необходима квалифицированная помощь! У вас тут вывих, а, может, и перелом, а, может, и все сразу! Я сейчас же провожу вас к цветоподборщику! – Марджори говорила наигранно громко, чтобы на них точно обратили внимание, а то ведь в следующий раз придется объясняться, куда и почему они пропали. Девушка незамедлительно подхватила Якоба (к тому моменту она уже опознала в раненому забавного угрюмого серого) под руку и уверенно направилась к выходу. Перед самой дверью из ниоткуда выросла мадам Баклажан; боковым зрением Марджори заметила, что путь к отступлению им отрезали верные спутники мадам Баклажан, госпожа Сирень и мсье Синяк. Эта святая троица алкоголиков явно не желала отпускать своего единственного виночерпия этим вечером.
– Госпожа Лосось, позвольте спросить, почему вы так уверены, что этот серый не симулянт? Насколько я помню, вы у нас совсем не цветоподборщик, – ухмыльнулась пурпурная. После этих слов Марджори ужасно захотелось укусить эту друхлую каракатицу за нос, но вместо этого пришлось растянуть свой рот в елейной улыбке.
– О, госпожа Баклажан, – сука ж ты старая, дай уже пройти, – я понимаю ваше беспокойство, – чтоб ты сегодня до ночи домой не успела, – но этот мужчина, – храни его и его палец Манселл, – на данный момент все равно не может по причине травмы ли или просто собственного нежелания выполнять свою работу. Так что прошу освободить нам проход. Не беспокойтесь, если цветоподборщик не сочтет травму этого мужчины достаточной для больничного, я лично прослежу, чтобы с него списали баллы, – все еще держа Якоба под руку, красная плавным движением бедра отодвинула мадам Баклажан от вожделенной двери и стремительно покинула помещение.
На улице, отойдя на пару десятков метров от здания, Марджори глубоко вдохнула, наконец отпустила руку Якоба и расплылась в искренней благодарной улыбке.
– Спасибо тебе, Якоб, большое спасибо. Только пошли быстрее, а то я бы очень хотела поскорее оказаться дома. Сильно больно вообще? У меня есть линкольн, если очень больно, – хоть серый и не подавал виду, травма явно не была пустяковой, а Лосось не любила оставать в долгу. – Никакого подвоха, не бойся, я тебе должна за свое чудесное спасение. Взяла на случай, если мадам де Салат опять бы притащила своего мелкого спиногрыза, а то у меня от одного его вида мигрень. Не думаю, что цветоподборщик даст тебе что-то обезболивающее, если вообще затруднится дойти до кейса с карточками, – девушка на ходу принялась рыться в сумочке и наконец сунула серому коробку с заветным цветом в карман штанов. – Как тебя вообще так угораздило палец расхреначить? Конечно, не мне тебе лекции читать, но у тебя их и так не полный набор, надо быть аккуратнее, что ли.