Слухов в городе витает много. Некоторые из них люди так боятся озвучить, что становится странно, как эти слухи вообще распространяются; льются через людей от настроя к настрою, проходят сквозь слова красной нитью или совсем незаметной тонкой леской, которая режет пальцы, стоит лишь немного потянуть за хвостик.
Кадровых перестановок в городе тоже много; слухи и новости о них объемные, широкие, почти всеобъемлющие. Виктору это кажется хорошим знаком: когда человек занят своими личными делами и проблемами, ему нет дела до всего остального. И до странных слухов ему тоже нет дела.
И Виктору не было.
Он только чувствовал на пальцах давящие нити, едва лишь заговаривал с кем бы то ни было в Ратуше. Пожалуй, единственным лучиком здесь была Мари, исполнявшая обязанности стенографистки, делопроизводителя и секретаря главного префекта всея города. Она была серой, эта Мари, но у Виктора язык не поворачивался назвать ее так. Низкоцветная Мария, так он говорил про себя и, признаться, рад был бы видеть на ней пурпурный значок, которого она полностью заслуживала. Естественно, Мари была старше и потому, безусловно, опытнее. По ней это чувствовалось: слишком уж много оттенков разного отношения можно было в ней заметить, пока в приемной сменялись префекты и их подчиненные.
Мари была первой (после желтого на входе), с кем Виктор познакомился на своем новом назначении, и он решил, что это судьба. Она была ценным, очень ценным, сотрудником, эта Мари, и, обменявшись с ней первыми прозрачными фразами с мутным дном, Виктор понял, что они наверняка подружатся и поймут друг друга правильно.
У Мари была женская стрижка номер три, ухоженные светлые волосы и номерная фамилия, на которую Виктор не обратил ни малейшего внимания; еще у нее был хороший вкус, хорошая память и почти материнское отношение к молодым людям. Сложно было не поддаться исключительному женскому обаянию, когда оно расточается в пространстве совсем незаметным ароматом, не беря целью лично тебя. Оно дразнит любое самолюбие, не оскорбляя его и не выходя ни за одни рамки делового этикета.
Виктор с первых же минут очень хотел с ней подружиться.
Мари, приоткрыв дверь, одновременно в нее постучалась.
— Виктор? — позвала она так вежливо, что фамильярность обращения по имени не посмела даже проскользнуть хоть в одном звуке. — Господин префект. Ответ из СУДа пришел.
Обращение все еще было непривычным, но из уст Мари оно звучало так же естественно, как предложение чая или кофе. Мари умела говорить, Виктор умел слушать.
Отвлекшись от изучаемых бумаг, он поднял голову и кивнул, разрешая войти, и закрыл папку, маркированную зеленой полосой. Ответ был направлен с курьером; Виктор развернул бумагу и ознакомился с тем, что Дэмиан занят на службе, но посетит префекта, как только освободится и будет оповещен о назначенной аудиенции. Просмотрев остальную информацию, Виктор поблагодарил Мари, отпустил ее, а следом вздохнул и совсем по-мальчишески взъерошил рукой волосы, возвращаясь к изучению целого сонма бумаг, находящихся в единоличном ведении префекта.
Оторвался от них Виктор только тогда, когда Мари снова возникла в дверях; теперь она не постучалась, а заговорила, лишь плотно прикрыв позади себя створку.
— Дэмиан С-64.
— Отлично, — Виктор мгновенно зашелестел бумагами, сдвигая их и убирая в ящик стола, чтобы ни один клочок бумаги не попался на глаза его визитеру. Оправив пиджак, Виктор поднялся из-за стола, готовясь встретить брата стоя: почти первобытный инстинкт подняться на цыпочки перед старшим, вытравленный воспитанием, просачивался в манеры юноши, когда речь касалась... нет, все же не семьи — конкретно брата, когда речь заходила о конкретных делах с ним.
По понятным причинам, Виктор раньше этого не замечал, потому, отодвинув стул и уже выпрямившись, он едва не осекся.
Но остался стоять, барабаня пальцами по столу, а потом произнес, обращаясь к Мари:
— Впустите.
И вышел вперед, опершись бедрами на столешницу.

Отредактировано Виктор Византийский (2016-03-25 01:45:21)

Узнал все-таки, надо же.
Впрочем, Виктор, наверное, изменился не сильнее, чем его брат, даже если и не делать скидку на разницу между взрослением подростков и окончательным становлением взрослых. Дэмиан только больше возмужал и... Виктор примерил к нему даже такие слова, как "повзрослел" и "постарел", но нет — время просто оставило на нем отпечаток опыта, больше не притронувшись, кажется, ни к чему.
Может, Виктор просто идеализировал; в этом его не смогла остановить даже мгновенная оборонительная поза, в которую встал Дэмиан, едва только в его глазах мелькнуло узнавание. Скрещенные руки и искривленные губы: потрясающе, что может быть лучше и приятнее, если ты префект, младший, высокоцветный и брат? Пожалуй, уже ничего, если только Дэмиан не станет играть в молчанку и не хлопнет потом за собой дверью. Это был бы почти чудовищный удар по самолюбию и самоосознанию, и Виктор, не особо осознающий нависшей проблемы, справедливо ее опасался.
— Ты ведь не забыл мой "диагноз", — пожал он плечами и оперся ладонями на стол, обняв пальцами кромку. Виктор не спрашивал — Дэмиан одними этими скрещенными руками четко давал понять: "Я. Ничего. Не. Забыл." — он говорил утвердительно, но без патетики или превосходства. Держался нейтрально, с положительным уклоном и искренней (пусть и скудной) улыбкой.
Достойно, в общем, держался и только чуть хмурил брови в раздумье, когда рассматривал Дэмиана. Кто угодно другой мог бы истолковать этот взгляд совсем не в свою пользу, но ныне-С-64 мог бы заметить, что мысли префекта хоть и касались лично его, но витали, скорее вокруг воспоминаний, чем решений о будущей судьбе. Виктор действительно припоминал, но не отвлекался от происходящего в кабинете:
— Заступил в должность три дня назад, — продолжил он начатую мысль. — Ну, два, если по-хорошему. Так что... — Виктор махнул локтями, не отрывая рук от кромки стола, словно лысый цыпленок — крыльями; это выглядело бы почти извинением за свою должность, если бы Виктор не добавил тихий смешок:
— Так что это я сейчас господин префект.
Он чуть склонил голову в приветственном кивке, лишенном всякого официоза. Виктор под этим кивком имел в виду: "да, да, это я", а в конце должно было обязательно читаться обращение: "брат".
"Да, да, это я, брат. Ты все верно понял. Приветик."
"Я бы мог подписаться своим именем, брат, чтобы ты сразу все осознал, но я не стал. Подумал: вдруг ты тогда меня проигнорируешь?"
"В общем, брат, у меня 80 пурпура, и я префект. А у тебя как дела?"
Последний вопрос вертелся на языке Виктора, вбирая в себя всю ту непосредственность, на которую он только был способен, но Виктор его не заметил. Он указал Дэмиану на глубокое кресло по правую руку от себя, предлагая сесть, и задал другой вопрос — куда более мягкий и менее равнодушный:
— Хотел проведать, — сказал он, не объясняя странности приглашения, но подразумевая в этом объяснение. — Как ты?

Отредактировано Виктор Византийский (2016-03-25 15:04:54)

— Не похоже, чтобы ты действительно спрашивал у меня разрешения, — с улыбкой отметил Виктор, чуть склонив голову на бок. Если бы Дэмиан спросил разрешения закурить, ему, конечно, было бы отказано.
Виктор бы даже позволил себе особенную формулировку. Он бы сказал Дэмиану: "я бы попросил вас этого не делать, если не возражаете". На нее нельзя было сказать "возражаю", зато можно было кивнуть и согласиться; за эту возможность согласиться — не редкую, но очень и очень учтивую — за эту возможность подобную формулировку мог бы оценить любой, чье достоинство имело хоть какое-то значение.
С достоинством у Дэмиана была сейчас такая же беда, как и у Виктора. А еще у них были родственные отношения и отсутствовало общение по протоколу официальных визитов, потому Виктор сказал только то, что сказал, и криво поджал губы, изобразив ухмылку. Без свидетелей он явно прогибался, но не хотел — совсем не хотел — чтобы кто-то присутствовал при этом их разговоре.
Виктор не хотел давить. Ему казалось, что он случайно раздавил Дэмиана еще тогда, много лет назад. Он честно не хотел жать сильнее и испытывал безотчетное чувство вины и обиды за это чувство, которого он, Виктор, не заслуживал. Рождение не выбирают, это мог понять даже такой еще сопливый шкет, как он.
И Виктор не хотел (боялся) сделать хуже, но был готов защищаться, если брат переступит черту, воспользовавшись ситуацией.
— Префекты, Дэмиан, не ходят туда, где их не ждут, — сказал он, когда брат выпустил первый клуб дыма (Виктору почудилось, что струя была направлена прямо в него, но он не ручался за это). — Много ли чести: быть насильным гостем? Как и получить штраф за неминуемое оскорбление префекта на глазах у всего дома. А тут мы одни.
Виктор обвел взглядом комнату, демонстрируя правду своих слов. Ни родителей, ни свидетелей — только младший брат, которого, кажется, можно при желании прищелкнуть ногтем.
Пусть так, пока все внутри подобралось и сжалось пружиной.
— Хорошо, — кивнул Виктор, будто бы сдаваясь, и дал брату более веский повод выговориться:
— Дэмиан, — сказал он, — мне нужна помощь. Твоя помощь.

Виктор улыбнулся, заметив реакцию Дэмиана, но не позволил этой улыбке выразить совершенно ничего, кроме постной горечи — эту горечь он возвращал брату после его собственных ядовитых слов. В каком-то смысле они могли быть квиты, если можно сделать это, оказавшись в, казалось бы, проигрышном положении. Виктор считал, что можно, и потому не чувствовал себя ни униженным, ни оскорбленным. Только горько улыбался, смотря на Дэмиана совершенно серьезным взглядом, не отражавшим этой улыбки, и внутренне радовался тому, как этот человек подался вперед в недвусмысленной заинтересованности. Может, даже, заинтригованности. Интересно, это работа в СУДе наложила свой отпечаток или все же Дэмиан такой по натуре и потому попал в устранение дефектов?
Виктор поймал себя на очевидной и давно известной мысли: он своего брата не знает совершенно, хотя одновременно с тем знает превосходно. Близких родственников принято знать, а Виктор не знал; зато вместо этого он знал (предчувствовал), каково Дэмиану сейчас. Это было противоречивое ощущение слепого пятна, которое видно само по себе, но не видно, что за ним; оно знакомо, наверное, любому, кто сломал жизнь человеку, близкому по крови, но не отношениям. Особенно теперь, когда порог поднялся, а Дэмиан приобрел номерную фамилию. Где-то на задворках сознания у Виктора билась и пульсировала эмоция невообразимого сопереживания.
Она звучала назойливым писком и тем сильнее давила, чем яснее проступало на Дэмиане обвинение, которое Виктор не мог на себя принять.
Он отцепился от стола и уселся удобнее: против всякого этикета уместил бедро на столешнице, развернувшись к брату всем корпусом.
— Скажи мне, как ты, — настойчиво повторил он свой вопрос.
То, что состояние Дэмиана не относится к просьбе о помощи, было ясно так же, как отличие дня и ночи, но Виктор не менял тему, он лишь продолжил разговор в параллельной плоскости, явно делая отсылку от одного к другому. Он хотел знать.
Слишком хотел знать.
Великий Манселл, скажи, что у тебя все хорошо.
Такого ответа он жаждал и одновременно боялся его куда больше, чем вполне очевидного.
Еще Дэмиан мог в очередной раз огрызнуться и уйти от ответа, но Виктор вполне справедливо рассчитывал, что теперь, когда младшему брату нужна помощь старшего, тот не станет запираться.
— Давай, — Виктор приглашающе повел ладонью, потом кротким движением отряхнул брюки и продолжил:
— Вся эта кутерьма не прошла мимо тебя. Я знаю. Как ты?

Отредактировано Виктор Византийский (2016-03-26 21:32:23)

Виктор ожидал худшего, но ответ все равно врезался в него, как кулак под ребра. Нет, он не знал, как это — его никогда не били — но на несколько секунд потерял возможность что-либо говорить и сам тоже отвел взгляд в сторону, словно собираясь с мыслями: в конце концов, ему задали встречный вопрос. Но конечно, Виктора дежурный ответ задел. К тому не было причин: он понимал, что после восьми лет сложно услышать нечто иное, и все-таки — да, задел.
— Стряслось то, что я сместил предыдущего префекта и сделал это явно не в самое благоприятное время, — ответил он и только затем вновь перевел прямой взгляд на Дэмиана. Виктор сказал "я сместил", хотя от него, конечно, это зависело в самой малой степени. В рамках Коллектива уместнее было бы сказать "мной заменили, потому что так положено", но раз уж Виктор встал на скользкую дорожку управления городом, следовало говорить так, как это воспринимали все остальные участники движения. Для них Виктор был чужаком, занявшим чужое кресло, пусть так и было положено по протоколу и всем правилам. Ответ был почти ироничным: "ты что, не понимаешь, что тут происходит?"
"Все ты понимаешь, Дэм, не тупи"
"Не издевайся, хватит"
— Здесь все мутно, и далеко не все можно сейчас вытащить из разговора, а потом — потом будет поздно. Мне нужна информация, Дэмиан, чтобы я говорил с ними на равных. Чтобы я имел преимущество, — напористо добавил Виктор, ткнув пальцем в стол, — потому что у меня информация будет, а им на меня повесить будет еще нечего.
Виктор повел плечами и оправил галстук, беря вынужденную паузу. В голосе прорезалась пурпурная уверенность в заслуженности того места, на которое он попал, и Виктор был готов это место занять по всему своему праву, но уверенность эту он сдерживал. Вовсе не ради чувств брата (это могло бы его даже оскорбить); Виктор не хотел радоваться, пока не доел бутерброд: лебеди еще могли появиться.
— Я плох в добывании информации, — произнес Виктор. — Я уже знаю, что мне не нравится Красный префект. Я знаю, что с Зеленым все заляпано по самый потолок. Но я не знаю чем конкретно — в обоих случаях. Мне нужна информация, Дэмиан, о них всех. И мне нужна дружба.
Виктор выдохнул, потирая большим пальцем одной руки — ладонь другой, словно разминал кисть. Он не закончил — дал это понять Дэмиану взглядом — и молчал, выдерживая паузу.
— Пойми правильно, — наконец продолжил Виктор, выбрав слова, — это достаточно сложное слово в данном контексте. Я хочу, — сказал он, акцентируя внимание и меняя интонацию, — дружить. И прошу тебя не лишать меня этой дружбы. Любая другая... пусть останется за стенами и статусами, на другое время и совсем другие цели.
Виктор снова замолчал, но уже на гораздо меньшее время. Просто втянул в грудь воздух на долгом вдохе, чтобы закончить:
— Я окажу тебе ответные услуги. И это не абстрактное обещание Префекта, а вполне конкретное предложение.

Отредактировано Виктор Византийский (2016-03-29 14:29:37)

Виктор только усмехнулся. Никто и не говорил, что будет очень легко, да и изящества, наверное, еще не хватало. Виктор думал об этом порой, когда прокручивал сказанное в голове; особенно в последние несколько дней. Знал, что мог быть лучше. Был уверен в этом, хотя все не понимал, как бы нарастить этот навык сверх того, что дано природой. Такие вещи, казалось, натаскиваются только в процессе непосредственного их использования, но к тому моменту, как Виктор достаточно истончится, чтобы влезть в нужную щель, может быть уже поздно.
С Дэмианом было хорошо. По той простой причине, что Дэмиан давал сотню очков сверху к сложности и запутанности ситуации, и если уж удастся с ним, то должно удаться и в других ситуациях — Виктор чувствовал это всем своим быстро прокисшим за последние минуты нутром. Я хочу дружить. Манселл подери, Дэмиан, кто тут старший брат?..
Правда, проблема была еще в том, что Виктор Дэмиана "не знал, но знал" — это он уже себе отметил. И не мог понять, помогает ему это или мешает. Хотя уже имеющееся знакомство с Зеленым префектом определенно помогало. Надо же. Виктор тихо рассмеялся и почесал себе висок. Арестовать префекта — ничего себе опыт. Можно было бы принять это хорошим знаком: их семье прямо на роду написано портить этим ребятам настроение. Особенно, видимо, Зеленому. Виктор терялся в догадках, как же можно было проштрафиться, чтобы почти попасть в СУД, однако в итоге не попасть. Качнув головой, он благодарно кивнул.
— Спасибо, — искренне сказал Виктор, внешне проигнорировав детскую выходку (внутренне он болезненно сжался). — Нечто подобное меня и интересует, а оно к политике не очень относится, как видишь. Просто то, что остается за кадром официальных сообщений и отчетов. Ты мне очень поможешь: без этого справиться мне будет очень сложно и... я в долгу не останусь. Теперь о другой дружбе, — Виктор, едва склонившийся к колену, соскочил со стола и перебрался в соседнее от Дэмиана кресло, обозначая смену законченной темы.
— Ты ушел из дома, — произнес он, поставив руку на подлокотник, опершись подбородком на кулак и глянув на стоящего Дэмиана снизу вверх. — Из-за родителей? Или из-за меня?
Спрашивал Виктор достаточно просто, непосредственно, можно даже было сказать — буднично. Но более верным было бы определение: "о делах давно минувших дней", когда осадок все еще не вымылся, но заметно побледнел. Побледнел он и для Виктора, который хорошо помнил, как его ошарашило известие о том, что брат больше дома не появится. Родители сказали это так, что мальчик тогда решил: не из-за меня. Он решил: наверное, они поругались. И хотя с возрастом он стал догадываться, что скорее сам был причиной, Виктор все еще сомневался, что же именно побудило Дэмиана бросить все и отправиться в свободное плавание таким диким образом.
Виктор считал, что теперь это подскажет ему, как себя вести в рамках их личных отношений, а не дел с префектами и должности в СУДе. Но на деле это были отголоски самого первого вопроса:
"Как ты?"

Отредактировано Виктор Византийский (2016-03-29 17:54:53)

Виктор задумчиво почесал в затылке, скривив губы в усмешке собственным мыслям. Вот, значит, как. Внимания родительского не хватало, правда? Впрочем, это был вполне закономерный вывод из всего того, что произошло. Виктор даже думал теперь, что был весьма глуп, что сразу не принял эту версию, пытаясь отыскать другие возможные объяснения. Ну, мало ли причин уходить из дома? Мало ли причин зло заявлять брату, что он брат тебе только по матери?
В конце концов, Виктор тоже мог бы бросить нечто подобное в лицо своему младшему брату, если бы он был.
И если бы в этом был какой-то смысл, какая-то чертова причина сделать именно так.
Внимания родительского не хватало, правда?
Потому что ты, Дэмиан, низкоцветный.
Виктор вздохнул, качая головой. Разделение цветов было очень классной вещью, если так подумать, но проблем с этим набиралось все больше и больше. Особенно теперь, когда пурпурный вдруг оказался серым, выкинутым из цветной жизни общества и все остальное по списку.
Как ты?
Все-таки очень это хорошо, что они повзрослели. Виктор мог бы долго гадать, как повел бы себя старший брат, если бы планку подняли тогда, и, наверное, ни разу не угадал бы ни правильных действий в такой ситуации, ни действий самого Дэмиана. Какие тут вообще могут быть правильные действия, если на чистоту? Спокойно переехать в серый квартал?
Наверное, родители сказали бы именно как-то так. Они сказали бы: давай сделаем это тихо, нам не нужно шума.
Про то, что им шума не нужно, Виктор даже не выдумывал, они действительно так сказали тогда, когда Дэмиан заявился с диагнозом. С тех пор Виктор так и не понял точного смысла этого предложения. Нет, дословно и каждое слово по отдельности он осознавал, но так и не смог уложить в своей голове, как же это так можно сделать. Без шума.
Возможно, это вот так, как получилось в итоге: тоже ведь было тихо и так же и осталось; вот он, Виктор, префект, без значков и последствий. Но скорее всего, он так и не уловил всю пурпурность той ситуации и ее решения. Может быть, это даже задевало его самолюбие.
Может быть.
— Понимаю, — медленно кивнул Виктор. Он специально сказал это таким тоном, чтобы нельзя было резко ответить "что ты, к плесневелым лебедям, понимаешь?!". Виктор сказал об этом, как о процессе. Я — понимаю. Вот прямо сейчас. Здесь и сейчас. Пытаюсь это сделать.
— А отношения? — спросил он. — Ты с кем-то состоишь в отношениях?

Дэмиану желтую продавщицу было, безусловно, можно, а вот ей Дэмиана, может, и не захотелось бы. Впрочем, необходимости в вожделении от какой-то желтой явно не было, потому что смущение старшего брата от Виктора не укрылось. Он мог бы его заметить даже без порозовевших щек: сам Виктор смущался и терялся перед внезапными вопросами, на которые не знал ответа, абсолютно так же, с тем же самым взглядом, и он видел теперь в Дэмиане отголоски самого себя.
Или отголоски Дэмиана — в себе. Все-таки, они были похожи; видимо, оба пошли в мать, и это... Виктор чувствовал, что это могло бы дать почву к их объединению и дружбе.
Возможно.
Возможно, в субботу.
О субботе Виктор думал последние несколько минут: и когда задавал сперва первый вопрос об уходе из дома, и затем, когда задавал второй. Родителей у Виктора теперь тоже, можно сказать, не было: пост префекта обязывал переехать, и с вещами младший Византийский должен был разобраться так же быстро, как с делами на новом месте работы. Одна проблема решена.
Вторая — хотелось верить — решилась тоже. Хотелось верить, что у Дэмиана в личной жизни был какой-то переходный или волнительный момент: Виктору бы не доставило особых проблем ответить "да", и даже "нет" он бы отвечал с таким же апломбом, но совсем не так... длинно и с иронией? Проецируя это на Дэмиана, можно было бы сделать определенные и вполне положительные выводы.
Оставалось только надеяться, что там, по ту сторону от С-64, все складывалось действительно достаточно хорошо. Все-таки, чтобы не сказать спокойно "да", чтобы не огрызнуться "нет", чтобы среагировать вот так, нужна веская причина.
Может быть, даже высокоцветная.
Или просто очень и очень симпатичная.
"Дикие лебеди, что ж вам не спится?
Чем будоражит вас запах еды?"
Точные строчки неточной песни. Может, все было наоборот: может, там не складывалось, а разваливалось под прессом, вминавшим лишние проценты в серую массу. Уже много времени прошло, но Манселл мало написал в правилах относительно человеческих отношений в этом ключе. Что ж, Дэмиан взрослый мальчик и найдет выход из этой ситуации.
Потому Виктор принял ответ положительным, а его формулировку — почти издевкой.
Потому Виктор улыбнулся, но улыбка вышла такой же кривой, какой была ирония его собеседника.
— Не шипи на меня, — попросил он. Это единственное, что Виктор сказал относительно сущности ответа, но все проглоченные слова ушли во взгляд, каким он наградил старшего брата. Вышло, наверное, настолько откровенно, что почти нечитаемо.
Не_читался Виктор несколько долгих молчаливых секунд.
— Я расскажу, — пообещал он затем. К тому моменту Виктор успел выдохнуть и длинно моргнуть, сменяя взгляд на более ровный. Он, наоборот, поднялся из своего кресла, покосившись на усевшегося Дэмиана, и направился к столу, где взял листок и написал на нем несколько строчек. Закончив последнюю, Виктор замер, словно прислушивался к брату, не желая поворачивать головы, затем поставил точку, подпись и обернулся.
— Но не здесь и не сейчас. Я переехал, — отметил он лишний раз, — и мы могли бы... отметить новоселье. Приглашаю тебя на обед двадцать третьего, то есть в субботу.
Виктор, щелкнув пальцами по записке, вернулся к креслу, где сидел Дэмиан.
— Тебя и твою половинку, — продолжил он. — Думаю, нам обоим так будет комфортнее. Ну, знаешь, — Виктор повел плечом, — меньше семейности — меньше неловких пауз. Будет, с чего... начать. Буду рад видеть вас обоих в моем доме.
Он протянул Дэмиану записку, где был написан адрес и дублировалось предложение прийти, и добавил:
— Надеюсь, ты уловишь. Вот здесь, — указал он на подпись, где значилось имя. Не фамилия и не должность, как на депеше в СУД — одно имя, с изящным подчеркивающим росчерком, завершающим букву "р". — "Виктор".
Оставив записку в пальцах брата, Виктор сказал последнее:
— Я действительно хочу этого. А ты?

Отредактировано Виктор Византийский (2016-04-10 22:15:18)