В любой другой ситуации Арчи бы уже начал возмущаться тем, как с ним обращались последние несколько минут. Его хватали, таскали по ночной темноте, еще хватали, опять тащили, а в конце еще и утопили в плотный мрак уверенным нажатием одной судейской ладони.
Арчибальд недовольно тяжело дышал, все еще сражаясь с несколькими видами подступающей волнами паники, ужасом происходящего с теми людьми и собственным недовольством, но покорно прижимался к Дэмиану, потому что другого выбора у него сейчас не было никакого. Вернее, он был, но даже с вооруженным Дэмианом у них все равно было мало шансов на его успешный исход.
– Так вот как вы тут развлекаетесь. Теперь мне не стыдно, что ты тогда прогулял работу, – едва слышно прошептал Арчибальд, когда по немного расслабившемуся Дэмиану ощутил, что опасность встречи с раскричавшимся черным плащом миновала. Видимо, тот шустрый ребенок еще заставит его побегать.
Но долго повозмущаться ему не позволили – Дэмиан снова нацепил на Арчи очки, которые последнему уже хотелось подвергнуть какой-нибудь экзекуции, и опять, опять потащил куда-то за руку. На этот раз к выходу.
– Надеюсь, ты знаешь, куда… – Дэмиан если и знал, что делал и куда их вел, то не очень хорошо, потому что на последнем этапе произнесения своей фразы Арчи, очень мало что различавший даже с этими очками, вдруг почувствовал рывок вниз и, приглушенно ухнув, повалился на, как ему хотелось верить (да и судя по знакомым ощущениям) Дэмиана.
Опасаясь, что они и так уже развели здесь шум, Арчибальд постарался максимально тихо выпутаться из сложившегося положения. Изредка пыхтя, он попытался подняться на ноги, и в итоге все же достиг этого, но с большими усилиями – ему пришлось пихнуть Дэмиана несколькими частями тела подряд, но, кажется, без особых травм с обеих сторон.
– Ты цел? – тихо прошептал восстановивший равновесие Арчи, нащупал плечи Дэмиана и помог ему подняться на ноги. – Давай все же найдем этот выход.
Нащупав руку Дэмиана (надо сказать, с первого раза), Арчи сжал ее в своей, пошарил ногой по полу в поиске свалившего их препятствия, сделал несколько осторожных шагов вперед и потянул Дэмиана за собой, возвращая их, как ему хотелось верить, на прежний курс.
– Если я должен почувствовать ночной воздух, но я его чувствую. Это тот выход, что ты искал? – так тихо Арчи еще не разговаривал. Но ему очень не хотелось, чтобы на финальном рывке этого этапа их потащили обратно в дом, так что он действительно старался.

Если бы случилось невозможное, и кто-то попросил бы Арчибальда восстановить события этой ночи с того момента, как он услышал голос Маттиаса и до того, как они оказались в синем квартале, Азуриту пришлось бы картинно рассмеяться и сказать, что это слишком долгая история, и не пойти ли им всем лучше на ланч/выпить чашечку чая, потому что посмотрите на время! Потому что Арчи бы просто не вспомнил, а ему, скорее всего, не хватило бы личных качеств, чтобы в этом признаться. Он помнил, что Маттиас вывел их на воздух, как помнил и то, что дальше вел их Дэмиан. Но какими путями, и говорил ли кто-то что-нибудь при этом, – все это осталось где-то так глубоко в памяти, что достать эти воспоминания могло только какое-нибудь сомнительное чудо.
А пока Арчибальд обнаружил себя возле Г-34 после загадочных скитаний и слушал, как Дэмиан устраивает им троим ночлег. Возможно, Арчи бы лучше дошел до своего дома, но отчего-то сейчас ночевка в фактически чужом Г-34 показалась Азуриту самым логически верным окончанием сегодняшних странствий. 
Оказавшись наконец в безопасности помещения, Арчи потерся для приличия со своими спутниками, и только после этого доплелся до дивана в гостиной, опустился на сидение и, тяжело вздохнув, опять помечал о том, чтобы поскорее снять эти очки. Он понимал, что включать иллюминацию сейчас крайне опасно – это после того, как они помелькали перед черными плащами, и потому осознавал необходимость конструкции. И от этого размечтался еще сильнее.
Когда совсем притихший Арчи услышал донесшийся из кухни голос вернувшегося хозяина, он поднялся на ноги, пробормотав что-то вроде: “Или я могу лечь с кем-нибудь из вас” – дошел до кухни и, шагнул в комнату, уже вслух сказал:
– Не надо стелить, Маттиас, поверь мне, после всего я смогу полноценно отдохнуть и без лишней заботы. Мне бы только принять горизонтальное положение.
Маттиас, который действительно обнаружился на кухне, читал письмо, и, судя по его виду, это не было простым приглашением подписаться на очередной журнал. Дав ему еще немного времени, Арчи наконец кивком указал на письмо и негромко спросил:
– Все в порядке?

Отредактировано Арчибальд Азурит (2015-07-26 15:15:18)

Строки плыли перед глазами, поэтому отклика про «крысу» Маттиас не слышал. «Я должен был сказать тебе это заранее, как и планировал, но пришлось ускорить процесс», «забери все книги из моего дома, под мойкой найдешь кое-что еще», «помогай Питеру, пока меня не будет, и молчи — ты ничего не знаешь»… Смысл доходил с трудом, волнообразно — как и эмоции, заставляющие то бледнеть, то краснеть.
Значит, отец уехал, и уехал по собственной воле. В таком случае выходило, что Маттиас снова — снова! — зря обратился за помощью, действительно понапрасну потратил чужое время и выдал столько тайн, что можно выбивать табуретку из-под ног. Что он, собственно, сегодня и делал. Виноватым выходил только он сам.
— Не понимаю, — помотал он головой, — я не находил этого письма в ящике, его там не было, жизнью клянусь… Он в порядке. Должен быть. Наверное. Не знаю. Но это его почерк.
Маттиас сглотнул. Было в письме кое-что еще. Точнее, не было — места направления. А это значит, что никаких ему зацепок и никаких способов связаться. И теперь в неизвестности придется жить еще долго, очень долго.
Хотя, может, и нет. Как повезет.
Он осторожно посмотрел на Арчибальда — выглядел тот не очень, и нужно было дать ему ответ, не оставлять в неведении. Но сам Маттиас не мог зачитать письмо — начал, и голос задрожал.
Пришлось извиниться, потом извиниться еще раз, уточнив, что не хотел кого-то отвлекать и вообще вышло глупо , и на всякий случай сказать последнее «простите». Выцепить пару фраз, объясняющих суть дела. И отдать письмо Дэмиану. После чего — спешно ретироваться, чтобы разложить диван и постель.
Потому что даже в глаза смотреть было стыдно.
Было во всем этом что-то неправильное. Что-то, чего никогда больше не должно повториться.