После той неудачной попытки примирения Маттиас поклялся себе трижды, что не скажет ни слова ни о своих планах, ни делах, ни мечтах. Последнего, конечно, было жаль, но стоило тогда Маттиасу обмолвиться о городе, в котором люди были бы равны, как Дэмиан очень удачно повернул тему; кончилось это плохо. Ни речевок, ни нормального сна — диван явно был узок для двоих, а заикнуться о переезде в спальню Маттиас тогда не мог. Но это мелочи.
Сейчас были дела поважнее. Кто-то сказал, что Перваншу ничего не стоит поселить у себя слепого, жилплощади лишней у него много. Маттиас согласился — жилплощади лишней у него и впрямь был достаток  по сравнению с серыми, которым повезло бы, если досталась своя комната. Звучало все это здорово — до того момента, как ночью, когда Дэмиан был на дежурстве, слепого не привели к нему. Возражать уже было поздно, да и произошло это не от хорошей жизни. Парня звали Ланселотом — или это такое прозвище у него было; он был, скорее всего, года на три старше Маттиаса (этого он не уточнял); и ему определенно было негде жить. Да и Маттиас хорош — забыл о том, что у него живет самый настоящий СУДеец, который явно будет против незваных гостей. По его мнению, конечно.
— Ничего, что второй этаж? Прости, спускаться будет неудобно, — сказал он, когда проводник ушел. — Как меня зовут, ты уже знаешь, наверное — ничего, что на «ты»? Шторы в комнате я задерну, ну и… ладно, проехали.
До этого времени Маттиасу не доводилось никого прятать, поэтому он окончательно сбился с мысли. Было бы намного лучше, если бы ему кто-нибудь дал добрый совет. Но не показывать же это гостю.
— Голоден? У меня есть чай и немного каши с тушенкой. Давай так, мы поднимемся наверх, я вынесу лишние вещи из комнаты, — «лишними» вещи Дэмиана не были, но что поделаешь, уж лучше просто свалить его спать рядом, а потом все как-нибудь прояснится само собой. Наверное. — Тут, кстати, еще один серый живет. Не говорил этого раньше, но… в общем, ты теперь знаешь. Да.
Тем временем на крыльцо явно кто-то взошел. Судя по тому, что таранить дверь никто не стал, дела пока что шли хорошо. Но очки ночного видения (после той проблемы с соседями Маттиас предпочитал в случае бессонницы пользоваться ими, чем лишний раз включать свет) стянуть он побоялся.

Ланселот знал, как все будет. Так было уже не раз и не два. Сначала они смущаются, затем им становится страшно, что он как-то выдаст их, потом им становится стыдно за этот страх, и они пытаются помочь, чем могут - а чем они могут помочь? Потом проходит время, и они просто привыкают к нему. Где-то одновременно с этим Ланселот обычно изучал, где что в доме, его движения становились уверенными, шаги - неслышными. Если не знать, что он в доме, его и не заметишь. Ни дать ни взять воображаемый жилец, тихое приведение, потихоньку таскающее куски с кухни.
Но это потом. А сейчас Ланселот по звукам и запахам пытался понять, где что, говорил, что нет, второй этаж - совсем не проблема, и нет, конечно, можно на "ты", и к окну он не будет подходить - что ему теперь свет? Ланселот плохо помнил свет, хотя поначалу как-то его видел. Цвета уже пропадали, очертания размывались, все вокруг гасло, но свет он еще ощущал - не только как тепло, а как внезапное чувство, что все еще может быть хорошо. Где-то тогда Ланселот и связался впервые с Сопротивлением. Все тогда было непривычно, странно. Он даже думал, что поступает неправильно - он ведь слепнет, скоро придет и плесень, и тогда он станет опасным для всех. Но время шло, и все было хорошо, мысли о плесени выветрились, а Сопротивление и переезды стали привычны.
А вот лишние люди - нет. Ланселот жил у одиночек. Только однажды кроме него и хозяина в доме был еще один человек - тоже слепой, но очень-очень старый. Это было славное время, тогда он многому научился. А тут был еще один серый. Ланселот не знал, как относиться к этому.
- Он тоже из... - начал было он, но замер, услышав новый звук. Скрежетал ключ в замочной скважине.
- Тут кто-то есть, - тихо сказал Ланселот. Слишком близко - подняться наверх они вряд ли успеют. - Наверное, тот самый еще один серый.

Маттиас и ответить ничего толком не успел — Дэмиан начал возмущаться, а Ланселот вторил ему. Да, вышло некрасиво. Но, черт подери, его ведь практически перед фактом поставили! Сознаваться даже самому себе в том, что не умеет сказать вовремя волшебное слово «нет», Маттиас не хотел. А, если как следует посудить, с этого все проблемы и начались.
Если быть честным и немного не таким, как хотелось бы Дэмиану, сказать можно было только одно — во временном убежище Ланселот нуждался. Не на улицу же гнать теперь, где холодно, голодно, всякие добропорядочные граждане Коллектива шастают да черные плащи принюхиваются. Они уже наведывались к нему домой, Маттиас хорошо этот день помнил.
А если попробовать ситуацию еще немного покрутить, то слепой в доме мог бы стать хорошей проверкой Дэмиану. Он же считал, что Маттиас ему совсем не доверяет. Вот, пожалуйста.

Правда была в том, что все происходящее никак не напоминало кубик Рубика, и сколь мысленно ни крути, а равномерно окрашенные стороны все равно не получишь.
Ланселот искал что-то на столе. Точно. Маттиас обещал чай. До кипения, правда, чайник не дошел, но пар был - значит, наливать можно. Что он и сделал, потом осторожно подвинув руку Ланселота, чтобы тому было проще найти кружку.
В это время слепой задал провокационный вопрос, и Маттиас сам себе прикусил язык. Он представлял себе, как Дэмиан взбесится, но ничего не мог поделать. Все сразу становилось все хуже и хуже.
— Если не считать рассадников плесени в сером квартале. А вот теперь еще и в синем появился, — попытался отшутиться Маттиас, дабы разрядить обстановку. — Теперь мы все заболеем и умрем.
Следующую чашку он вручил Дэмиану и постарался очень выразительно посмотреть, сглотнув. Поймет ли тот, что Маттиас действительно извиняется за внезапное вторжение в их дом, что он осознает возмущение, но не может оставить человека просто так, особенно тогда, когда в сером квартале из-за новичков многих слепых пришлось срочно переводить в другое место?
Маттиас надеялся, что в Дэмиане хоть немного загорится огонек сострадания. Дэмиан был хорошим человеком, что уже доказывал.
«Только не злись, не злись еще больше», — мысленно уговаривал он его, отойдя к плите. Поясницу обожгло разгоряченной железкой, отчего пришлось отдернуться. Беззвучно — и ладно. Не хватало только к себе еще больше внимания привлекать.

- И я когда-то видел, - пожал плечами Ланселот.
Но шутливое предсказание Маттиаса он не ответил - привык к ним за годы слепоты. Это стало так же естественно, как и то, что теперь "видеть" приходится руками и ушами. Людям было страшно - и люди шутили, пусть шутки их не имели никакого отношения к действительности.
Ланселот отпил чая. Тот был хороший, крепкий. Сразу видно, что он в цветном квартале. Раньше, давно, до слепоты еще он тоже всегда пил только очень крепкий чай. Маттиас отошел и затих - опасно затих. Вскоре Ланселот услышал, как он ушел. они с человеком с напряженным, командным, что было еще хуже, голосом, остались вдвоем.
- На втором этаже, - ответил он, чтобы заполнить пустоту. Отпил еще. Бережно провел пальцами по чашке. Хорошая, гладкая. Возможно, даже фарфор. Ему казалось, что он может нащупать рисунок, но на самом деле это было не так, так что узор придумать Ланселоту пришлось самому. Раскрашивать он его не стал. Он не любил вспоминать о цвете - от этого всегда потом становилось пусто на душе.
- И плесени от меня не будет, - постарался он успокоить серого. - В свое время я принял достаточно Гордини, чтобы обойтись без нее. А потом еще и перестраховался - и вот...

Ланселот внимательно слушал стук. По стуку можно много чего сказать. Этот, например, был нервным и раздраженным. Даже больше, чем голос. Немного нетерпеливым. Хотя, возможно, он ждал, пока вернется Маттиас? Ланселоту не сразу пришло в голову, что он может занимать чью-то комнату. Ведь серые живут в сером квартале, как иначе? С другой стороны - сейчас должно было быть уже очень поздно. Освещение должны были погасить, а миру давно пора было погрузиться во тьму. Даже серых нельзя заставлять идти навстречу ночной панике. Значит, он должен был бы остаться тут.
Что ж, это неудобно. Ланселот даже подобрал про себя пару фраз с извинениями - хотя он редко извинялся. Его брали только те, кто мог себе это позволить, те, в ком были уверены, те, кто давно взвесил все за и против. Таких людей его извинения только раздражали. И он отвык - уже давно.
Впрочем, ему повезло. Этот, похоже, извинений не ждал. Вместо этого он заговорил - и голос тоже был раздраженным. Хотя и капелька любопытства в нем слышалась довольно отчетливо.
- Ну как же, - Ланселот понял, что ему и самому стало любопытно. Серый вряд ли бы л в Сопротивлении. Но он знал, что плесени не будет. Откуда он мог такое знать? Кем он был? - Так мы защищались. Когда надо было возиться с цветами, вызывающими плесень. Ты смотришь на Гордини - главное не переборщить, смотреть только до крупных собак в голове - и тебе ничего не грозит. Старый протокол. Гордини - редкий оттенок, но найти его можно, так что, думаю, о протоколе этом, к счастью, забыли. Я не верил в Гордини раньше, когда доставал его по заказам, но на всякий случай всегда смотрел. И вот, - Ланселот развел руками, едва не задев полупустую чашку, - я все еще жив.

Отредактировано Коллектив (2015-09-30 20:29:51)

А теперь появился интерес. Это было куда непривычнее. Почему-то у слепых редко расспрашивали о том, как все вышло. А Ланселот и не навязывался со своим знанием. Откуда ему знать - возможно, для Сопротивления это давно уже никакая не новость.
- Черный? - переспросил Ланселот спокойно.
Это и правда было занятно. Навскидку он видел несколько причин того, почему черный плащ так спокойно и запросто приходит домой к Маттиасу, да еще и живет у него - даже не снимая форму, а тот считает правильным знакомить его со своим новым постояльцем. Или Маттиас работает на СУД, что прискорбно, но, в принципе, ожидаемо. Или же, наоборот, он завербовал черного плаща и получает от него информацию. Вторая версия была более обнадеживающая, но и ей делить Ланселот не спешил. Он вообще отвык торопиться - а ведь раньше именно скорость и желание делать все быстро и немедленно были его главной движущей силой.
- Давно не встречал вашего брата, - признался он. - И не жалею, по правде говоря. Мы вас не особо любили - да, в НСЦ, тут вы угадали. Но встречаться все равно приходилось - мы же работали на Перезагрузку. И сейчас работаем, полагаю.
С черными плащами он в свое время почти не общался. Их и правда не очень любили - в НСЦ у каждого второго была сомнительная халтура на стороне, и попадаться на глаза людям СУДа желающих не находилось. Каждый раз, когда кто-то из них приходит в отдел, они тянули соломинки. Ланселоту обычно везло. Ему всегда везло в мелочах, он влетал только по-крупному. Хотя - даже слепота в свое время приходила медленно. Так что он успел понять, что происходит и тихо уволиться, а после так же тихо пропасть. Кажется, его никто не искал - уровень доступа у Ланселота был небольшой, а что так вышло, что он работал с возбудителями плесени, должно быть, проглядели в свое время.
И все же - все это время он полагал, что уж черные плащи-то точно знаю, как что работает.
- А вы разве не знаете о плесени? - спросил он. - О Гордини, о реконфигурации мозга, о временном не-воздействии цветов?

- То есть, вы и правда не в курсе? - Ланселот так удивился, что даже шире открыл глаза - движение совершенно теперь бессмысленное, но удивлялся он теперь редко, и новой реакции выработать не успел. Вот и приходилось делать это как раньше, когда он еще мог видеть.
Раньше он полагал, что о плесени знают все. У него никогда не спрашивали об этом, а сам он только несколько раз пытался завести разговор - его оборвали быстро и резко, и Ланселот полагал, что в нем или заподозрили засланного шпиона, или же он говорит о чем-то таком, что хорошо известно и без него. Со временем он стал думать именно так. Ему, погруженному в дела НСЦ, было сложно представить, что кто-то может не знать. Куда логичнее считать, что это одно их тех запретных знаний, которые быстро просачиваются в общество и становятся частью общего знания, о котором молчат, но которое всегда имеют в виду. Однако же вот - перед ним был черный плащ, и он тоже ничего не знал ни о плесени, ни о, выходило, Перезагрузке.
Ланселот отпил чая, чтобы промочить горло. Набрал побольше воздуха. Так много он не говорил уже давно, годы назад смирять со своим полупризрачным положением. Он почти отвык от звука своего голоса и полагал, что от долгой речи скоро охрипнет. Но раз кто-то спрашивал и готов был слушать - он хотел рассказать все.
- Я знаю о них не все, но многое. Перезагрузка… Вы ведь наверняка не видели и не знаете никого, кто там работает, верно? Только машинистов - и машинисты всегда проходят у нас короткую стажировку, потому что они должны уметь работать с цветом и должны знать, как защитить себя от его влияния. Все дело в том… Нет, вы правда, правда не знаете?
Ланселот напряженно подождал ответа, но терпения у него хватило лишь на пару секунд.
- Ведь плесень - это не болезнь, это естественная реакция на цвет. Все там, на Перезагрузке, окрашено им. Я это знаю потому, что я мешал его. Мы выполняем заказы для вашего отдела, для СУДа, и эта краска - очень опасная, тут, в Коллективе остаются ее жалкие капли, но и они причиняют вред, вы же видите, какой - отправляется в Восточный Шафран. Туда приезжают люди, они смотрят на краску - и в течение суток они умирают от плесени. Вот и все. Перезагрузка - это перезагрузка мозга. Но разумнее назвать ее перегрузкой - потому что ничей мозг такое не выдержит. Кроме мозга, защищенного протоколом Гордини. Вы должны это знать.
Он как-то почти умоляюще сдвинул брови.
- Вы ведь отправляете туда людей. Вы должны знать, что вы делаете, на что обрекаете их.

Ланселот услышал, как падает чашка, но убрать руку не успел. Рукав на правой руке тут же потяжелел, и сначала ему стало горячо и мокро, а потом - холодно и мокро. Неприятно. Но, главное, черный плащ отвлекся, и, значит, можно было ничего не отвечать.
Ну потому что - а что он мог ответить? Что когда он шел в НСЦ, он понятия не имел, что ему придется таким заниматься? Так ведь и черным плащам наверняка не рассказывают о специфике их работы с раннего детства. Что в перезагрузку все равно попадают только ненужные, вредные для Коллектива люди? Да, конечно - именно потому он уже который год живет по чужим домам, чтобы не отправиться туда же - а ведь он ничего вредного никогда не делал. Что он старался быть хорошим гражданином, а потому не сомневался и не задавал вопросы? Но ведь эти страшные ответы он получал так, ничего предварительно не спрашивая, никого о них не прося. Да и к тому же по большому счету все это было неправдой. Просто Ланселоту было удобно жить, притворяясь, что он ничего не знает. Он оставлял работу на работе - и только так мог чувствовать себя хоть сколько-то порядочным человеком. Потому что он не умел и не хотел учиться протестовать, быть на виду, отстаивать убеждения или искать правду. Потому что между правдой и личным удобством, тихой спокойной жизнью, он бы даже теперь, не задумываясь, выбрал бы второе.
Потому что на эту систему работали не Ланселот и Дэмиан - на нее работали все вокруг, с рождения и до самой смерти. И поделать с этим ничего было нельзя.
Дэмиан, конечно, не знал, как правильно вести, и потому путь наверх для Ланселота был не самым удобным. Дважды он почти упал, а остальное время шел странными, обрывочными шагами, как если бы подозревал, что его могут тащить к пропасти и пытался заранее нащупать ее край.
Но вопрос он понял - и очень хорошо.
Помедлив, Ланселот кивнул:
- Я ничего не скажу. Я никогда не отвечаю на вопросы, если их мне не задают.