Леон чувствовал, что за ним наблюдают, а потому вёл себя на редкость глупо.
Он трижды уронил арбалет во время чистки, попытался разглядеть небо сквозь уменьшающую сторону бинокля, запутался в собственных ногах и, грохнувшись, чуть не разбил лбом фару старенького "форда". В итоге волевым усилием взял себя в руки и перестал дёргаться. Вместо этого он несколько часов кряду простоял в героической позе, разглядывая горизонт и держа арбалет на изготовку. Хотелось верить, что при этом у него было выражение лица одухотворённого и на всё готового защитника города, а не человека, который стоит на трибуне перед огромной толпой и подозревает, что забыл застегнуть ширинку, но не может пока этого проверить, чтобы не привлечь излишнее внимание.
Вечерело. Смена охотника на молнии подходила к концу. Ни одна плазменная гостья не покусилась сегодня на город.
Так что если незримый наблюдатель был послан с проверкой, соблюдает ли бригада молниезащиты протокол по обезвреживанию, поживиться ему было нечем. А так основные условия исполнялись: двое дежурных следили за небом и пребывали в готовности. То, что один из них был хранился в коробке, не играло роли. Бедняга Роберт С-166 оставался на посту даже после смерти, Коллектив такое одобрял.
- Ты сегодня хорошо потрудился, - сказал Леон.
Коробка промолчала. С-166 был не слишком общительным, и его останки переняли эту особенность.
Но односторонний обмен репликами не слишком ранил Леона - в отличие от клюшки, которой ему на прошлой неделе пытались выбить зубы. По своим меркам он даже ладил с серым напарником. Наверное, дело заключалось в том, что Роберт не читал его книг.
В Смарагде зажигались огни. Яркие, тревожные, они предрекали скорый гудок ночного времени.
Леон засобирался. Его фонарь в последнее время пребывал в экзистенциальном кризисе и чередовал секунды просветления с долгими мучительными мгновениями мрачного сомнения в собственном существовании, потому слишком уж полагаться на него не стоило.
- Передавай привет, э-э-э... семье. Надеюсь, доберёшься домой без приключений, - сказал Леон коробке с Робертом.
Та гигантская шаровая молния настигла серого всего два дня назад, и Леон пока не определился, как теперь с ним держаться. Доказать, что он был убит при исполнении, не удалось, шеф велел считать напарника живым и отмечать его в табеле учёта. Поддерживать светские беседы приказывал уже не он, а воспитание. Был ли он серым или немного испепелённым, Леон не должен был относиться к нему хуже только из-за этого.
Помахав рукой коробке, Мандарини разжёг фонарь и направился было в сторону города, но вдруг вспомнил о чём-то.
- Э-эй! - крикнул он в сторону сгрудившихся деревьев. В течение дня он то и дело видел там человеческий силуэт, из-за чего и запинался. Но его работой было замечать присутствие молний, а не людей, так что особых действий по этому поводу он не предпринимал, только волновался, как старшеклассница. - А вы возвращаться не думаете? Темнеет же. Ну там полный мрак, паника, жуткие шорохи, потеря контроля над своими действиями, густые волны ужаса, безумие, мучительная смерть?
"Надо записать. Отличная завязка для новой книги: главный герой умер во время приступа никтофобии и стал ночным призраком, чтобы убивать уже других людей".

Наблюдатель откликнулся на удивление приятным голосом, который не сулил штрафов и разбирательств. Хотя кто их знает, они часто притворяются нормальными, пока чего-нибудь этакого не увидят.
Леон поднял фонарь повыше, пытаясь разглядеть собеседницу. Замялся от её вопроса; он был воспитан в строгости и твёрдо знал, что коробку с чужими останками, с которыми ты только что мило беседовал, лучше не показывать девушке раньше третьего свидания. Тем более, если для буквы закона эта коробка ещё является серым членом Коллектива.
Вышло всё это совершенно неожиданно. Схлопотав мощный удар молнии, бедняга Роберт просто разлетелся на обгорелые куски, которых оказалось не так уж много. Леон насобирал, сколько смог, и отнёс это к Тони Амаранту, своему шефу, с просьбой составить соответствующие бумаги и вообще обменять старого напарника на нового. Но он не учёл извращённую изобретательность пурпурного, которая иногда была неотличима от слабоумия.
"Нда... - сказал тогда Тони Амарант, без особого пристрастия разглядывая самый крупный кусок плоти, на котором ещё сохранился порванный ботинок. - Это не доказывает, что С-166 на самом деле мёртв. Все мы знаем, что волк, попав в ловушку, способен отгрызть себе лапу. И все мы знаем, что сколько серого не корми..."
"...всё равно хочет поужинать собственной ногой?" - невовремя встрял Леон.
"Всё равно симулировать пытается", - закончил Амарант неумолимо. Ничто не могло его прервать на середине фразы, ни один проблеск здравого смысла.
Леону было велено не попустительствовать симулянту и продолжать работу.
Так его напарником стала коробка. Рассказ об этом стоило вести в баре после пары бутылок чего-нибудь успокоительного, антитленового. Но никак не в рощице, плавно переходящей в вечереющий лес, и не возможной проверяющей. Так что Мандарини потеребил нос и принялся объяснять:
- Это... Да, это что-то вроде традиции. Не такой уж давней, но уже устоявшейся. И, нет, я не танцую на посту... если вы видели обратное, особенно позавчера в районе полудня, то вам показалось. И это была не полька, совершенно точно не она.
Леон купался в свете фонаря, а вокруг сгущались сумерки. Поэтому он опознал девушку чуть позже, чем она его. Но, едва поняв, кто перед ним, он рванулся вперёд.
- Ооо, вы всё-таки пришли ко мне! - воскликнул он, сияя ярче фонаря. Все эти вежливые "мы с вами обязательно свяжемся" порядком надоели Мандарини за годы единоличного продвижения книг. А тут... Слоан, та самая Слоан пришла к нему - наверняка не просто так. - Вы прочитали те книги, что я вам отправлял? А те, что приносил? А те, что подбрасывал? Уверен, из них получатся прекрасные сценарии для постановок. Просто замечательные. Потрясающие!
Похожий на большого вихрастого мотылька, он наворачивал круги вокруг Охристой, то и дело всплескивая руками. Как токующий тетерев, он не слышал ничего, кроме своей песни. И как хищный лебедь, выследивший жертву, вцепился в неё всеми когтями.
Да, во время приступов энтузиазма Леон был тем ещё зоопарком на колёсиках.
Подумать только, она сама искала с ним встречи! На её спектакли люди готовы утрамбовываться по трое на одно сидячее место, а она искала встречи с ним.
- О! А ведь у меня как раз была с собой свежая рукопись. Мне кажется, она подойдёт вам просто как влитая. Сейчас прочитаю начало... - он принялся шариться по карманам в поисках заветных листов бумаги. - Сейчас, секундочку. Две секундочки. Не больше пяти, честное слово.
Фонарь погас, на секунду погрузив обоих в густую темноту, и включился. Тут же мигнул снова, заставив Леона вздрогнуть.
Наверное, это было своего рода обратным отсчётом: пять секунд до чтения, четыре, три...

- Э? - только и сказал Леон.
Не то чтобы его жизнь была скудной на события и не так уж редко его, совершенно беззащитного, брали тёпленьким. Стоило сделать шаг с главной улицы, как его хватали, ловили и скручивали, хоть из дома не выходи (но и там оставался мистер Багровый и его милая привычка зажимать постояльцев у себя подмышкой и устраивать им массаж головы костяшками кулака). Как правило, нападающий имел целью его запугать, избить, ограбить - или же препроводить на допрос в СУД, где происходило всё вышеперечисленное. Хотя у каждого правила есть исключения - однажды Леона сгрёб за грудки оранжевый юноша, который обращался к нему "папа" и хотел потолковать о Радужной комнате. В итоге у них состоялась дружеская беседа, в ходе которой они сличили возрасты друг друга и разошлись не-родственниками. Тот парень даже присоветовал, где достать цветную карточку, чтоб синяк побыстрее прошёл.
В общем, приключений хватало. Но очень редко они приводили к тому, что на Леоне висела вусмерть напуганная симпатичная девушка, от которой к тому же приятно пахнет.
- Простите, - сказал Леон, хотя уж он-то ни на кого не напрыгивал.
Ему самому в те мгновения без света стало немного жутковато: полезли мысли о таящихся во мраке ужасах, что так и ждут возможности перекусить двумя запоздавшими гуляками, о звуках, насчёт природы происхождения которых не стоило задумываться, о том, как липкое одеяло ночи окутывает со всех сторон смертным саваном. Вполне себе повод с диким воплем сорваться прочь и помчаться навстречу гибели. Поэтому Леон был крайне рад, что его мыслительный процесс вовремя закоротило "Манселлмойманселлмойдевушкитакиемягкие!!!"
- Конечно, задерживаться тут не стоит. Но дорога не близкая. Я как раз успею почитать вам.
Даже пред лицом темноты он не мог позабыть о своей великой цели. Как безумные альпинисты стремятся покорить Эверест, так Леон хотел приобщить Слоан к своему творчеству. До этого режиссёр никак не могла найти свободную минутку, а Леон был слишком застенчивым, чтоб привязать её к стулу и устроить ей литературный вечер, так что не складывалось. Сейчас же был идеальный момент.
Мандарини выудил из-за пазухи стопку бумаги, разгладил первую страницу. Фонарь светил ровно, но наверняка собирался погаснуть в самый напряжённый момент. Читать на ходу было не так уж сложно, но на скорости передвижения сказывалось.
- "Мистер Латте улыбнулся. Его взгляд сиял теплотой и дружелюбием, смешливые морщинки прорезались в уголках глаз. "Ну что вы, голубчик, - сказал Латте, - не нужно так волноваться". Он наклонился ко мне, счастливый, как ребёнок. Его дыхание пахло сахарной ватой. "Вы так можете пораниться, дорогой мой. И мы ведь не хотим, чтоб пила пошла криво, правда? Было бы очень неудобно". В его голосе прозвучал мягкий упрёк, но я всё равно продолжал бешено выкручиваться из ремней. Латте погладил меня по голове, он никогда не умел сердиться. Циркулярная пила неуклонно приближалась".
Хлопнув себя по лбу, Леон снова зашелестел страницами.
- Что это я? Вы, наверное, предпочитаете романтические моменты? Сейчас... там дальше сцена, где другая пленница Латте, которую тот переделал под свой вкус чуть раньше, учит главного героя обращаться с новыми частями тела. Пробуя чувствительность, они заходят слишком далеко, гораздо дальше, чем способен заглянуть обычный человек без, как бы это сказать... улучшений. Минуточку, это где-то рядом...
Мандарини зарылся в бумаги, в неверном свете фонаря выискивая слова "щупальца", "жвала" и "венчик для взбивания".

Отредактировано Леон Мандарини (2015-05-03 17:46:25)

Леон был покладистым, терпеливым и в действительности заботился о читателях. Так что он не почувствовал себя обиженным, когда Слоан толкнула его и заставила уронить рукописи и фонарь. Будущему режиссёру великих постановок по своим книгам можно простить многое.
По крайней мере, так казалось, пока фонарь не погас.
- Слоан, милая, спасите нас! - взмолился Леон тем же тоном.
Они оказались в самом брюхе темноты. Бездонном, вечноголодном.
Густонаселённом. Вокруг двух очень напуганных и очень творческих людей кружились тени, что были черней ночи.
Леон услышал стук своих зубов и обеими руками прижал нижнюю челюсть. Тогда начали стучать пальцы.
Казалось невозможным представить, что где-то там, в Смарагде, есть свет. Где-то там безопасно, пусть там и есть Багровый, агрессивные серые и констебль Панг со своими стихами. Если бы сейчас один из этих джентльменов оказался рядом, Леон бросился бы ему на шею.
- Так, так... Без паники, не надо никакой паники, ДЕРЖИТЕ СЕБЯ В РУКАХ!!!
Цепкая хватка Охристой одновременно успокаивала и давала лишний повод для ужаса.
Леон почувствовал, как мрак давит ему на зрачки, вкручивается в уши и проникает в мозг. Тьма просачивалась даже в кожные поры, усиленное потоотделение не помогало.
- А давайте... давайте мы ляжем на землю и закроем глаза? И если мы не будем думать о том, что вокруг темнота, эта безумная, беспросветная, хищная темнота, в которой таятся опасные звери, бандиты, бесформенные сгустки зла и бесчисленные другие твари... если мы не будем об этом думать, нам должно быть полегче.
Это ведь так просто: ночных гуляк убивает не темнота, а их собственный страх. Потеряв голову, они несутся прочь навстречу смерти. Если бы им удалось не делать резких движений, утром они обнаружили бы себя совсем рядом с городом.
Леон цеплялся за эти мысли и всеми силами глушил порывы нестись прочь сломя голову.
Пальцы Слоан сильнее сжали его запястье, в кожу вонзились ногти... Во мраке взвизгнуло существо, в котором мало кто опознал бы Леона Мандарини.
"ОНАМОНСТРОНАМОНСТРОНАВЫЕСТМОЙКОСТНЫЙМОЗГ!"
Озарение заслонило реальность, полностью заполнив собой мозги. Леон уже не понимал, где он и что делает, он знал только одно: рядом с ним его оживший кошмар. Он совсем рядом. Он уже освежёвывает его руку.
- Не пытайся подкрадываться, ты! Я всё понял!!!
Тут фонарь, руководствуясь своими внутренними прихотями, снова загорелся. И высветил Леона в интересной позе: прижав Охристую к земле, тот крепко держал её за шею. Лицо его было перекошено страхом и ненавистью.
Увидеть себя таким было потрясением для Мандарини. Дичайшим. Как удар молнии среди ясного неба - а ему было с чем сравнивать.
"Блинблинблинблин!" - подумал он, шарахаясь прочь. Освальд не давал никаких указаний на предмет того, как вести себя в такой ситуации.
Леону пришлось полагаться на свои личные представления о том, что, наверное, пристало сделать джентльмену.
Он чарующе улыбнулся и сказал:
- Это не то, что вы подумали.

Отредактировано Леон Мандарини (2015-05-09 10:19:35)