Когда в Коллективе объявляется частный портной, ты (если, конечно, балльная книжка и некоторая лишняя, заработанная почти-честным гражданским трудом, наличка позволяют) хватаешь его за все выступающие и не очень места и держишь так крепко, как тебе позволяет социальная хватка.
Арчибальд Азурит никогда не страдал излишней застенчивостью, и потому держал своего портного крепко и умело вот уже далеко не первый год. Он держал его обыкновенно каждую вторую пятницу месяца, для чего выкраивал несколько специальных часов в отрыве от основного работы и без всякого намерения туда возвращаться.
Ритуал Арчи состоял из поднесения портному Дара (Азурит всегда был уверен, что даже Манселл не был бы против – скорее всего, тот осознавал всю важность прочных связей с портными), после чего со спокойной душой ждал своей очереди в специальной комнате с самыми удобными креслами в этой части Самарагда.
Арчи пропустил эту вторую пятницу месяца лишь раз, что с тех самых пор именовалось в его личной истории Черной пятницей.

Но не в этот день. Сегодня Азурит был на месте, и на повестке дня приятно маячила перспектива получить новый пиджак общевидно-бледного голубого цвета – как раз тот тонкий, едва уловимый тон, который часто заставлял граждан и не-граждан хоть несколько секунд верить в то, что они видят синий.
С этими чрезвычайно приятными мыслями Арчи попивал чай с общевидно-подкрашенным лимоном в чашке, листал несрочные рабочие бумаги, не обратив слишком много внимания на приглушенный расстоянием стук входной двери. И очень, очень зря.

У всех людей, даже у самых приличных (на бумаге) граждан обширного Коллектива имелись маленькие недостатки. Вот Арчибальд Азурит, например, при внезапном обращении к нему частенько сперва сиял улыбкой и раздавал комплименты и пожелания доброго дня, и только потом смотрел на значок. В этот раз сценарий “значок – субординация” изменился еще сильнее.
Арчи поднял взгляд с бумажек, широко улыбнулся и с вежливой радостью возвестил:
– Отличный день, в самом деле.
И тут Азурит заглох.
Причина этого редчайшего для него состояния заключалась в том, что за такое короткое время ему пришлось совершить сразу несколько процессов. Во-первых, Арчи немного, легко, совсем неопасно запаниковал. Он никогда не страдал плохой памятью на лица, имел собственную тактику запоминания имен, и не помнил, когда в последний раз не мог распознать даму, обращающуюся к нему по фамилии. В этом ателье частенько появлялись новые граждане и сопровождавшие их не-граждане, но подсевшую в соседнее кресло леди он точно видел впервые. Что заставило его опустить взгляд на значок, но и здесь Азурит не сразу понял, что заметил сразу: мелькнувшие перед этим общевидно-алые губы или возникший внизу общевидно-красный значок. Но и под значком вполне было, что разглядывать. Общий характер похвальных плашечек привел Азурита ко второму энергоемкому процессу: сдерживанию порыва спросить что-то наподобие: “Как вы на меня вышли, и кто с вами работает?”.
Впрочем, все эти процессы протекли быстро и без особенного ущерба для внешних приличий со стороны Азурита; разве что улыбка чуть угасла, но вскоре Арчи исправил и это. Ответив традиционно-классическим: “Служба не дремлет”, – он в доказательство пошуршал бумагами и уже собрался вежливо закончить разговор, оставив загадку заочного знакомства на другое время, как беседа с резвостью горного потока на Манселловых скалах потекла по неожиданному руслу.
Странное – для многих – неумение Арчи резко делить для себя людей по цветовой принадлежности не позволило ему не обратить внимания на загадочный вопрос. Наоборот, вопреки всей его некоей одиозности, Арчи воспринял его вполне серьезно, но отреагировал как раз в противоположном ключе.
Он взглянул на красную широко распахнутыми глазами, сложил руки на многострадальных бумажках, слегка подался вперед и изрек: – Простите?
Хотя, впрочем, может, дама всего лишь намекала на то, что не отказалась бы заказать вещь из той же ткани, в которую был сейчас одет Азурит. Или, быть может, ей просто надо было выговориться? Его очередь все равно еще не подошла, и потому Арчи наконец вновь улыбнулся, уже шире, и ответил уже чуть более внятно.
– Это зависит от того, в каком именно виде обо мне мечтают. Госпожа Борщецки, – добавил Арчи выученное имя, внутренне отказываясь называть леди “Сарочкой” до более близкого знакомства.
Еще одна плохая новость заключалась в том, что Арчи решительно не помнил никого под именем “Сара Борщецки”, и сама Сара Борщецки явно было об этом осведомлена. Поэтому Арчи аккуратно сложил бумаги, убрал их в папку и после с ласковой улыбкой готового к труду и обороне истинного пронырливого ЦИАшника обратился к даме.
– Очень лестно это слышать. И, прошу меня простить, но вы забыли упомянуть, откуда узнали мое имя, – Арчибальд подался вперед и с мягкой вежливостью добавил: – Или я просто этого не расслышал.
Хотя не расслышать столь решительный тон было откровенно невозможно. Что ж, в любом случае, он попытался.

– Как мне жаль это слышать, – все с той же мягкой сладкой улыбкой ответил Арчи на досадный комментарий, что госпожа Борщецки по нему страдать и не думала.
А потом Арчибальд по-настоящему напрягся. Первым тревожным звоночком надвигающейся алой бури стало подмигивание. В самом акте подмигивания не было ничего крайне пугающего, если бы только оно не исходило от мадам, так явно знающей его, Азурита, заочно. Печальный образ нового пиджака в сознании Арчибальда начал потихоньку таять – чем стремительнее развивался разговор с Сарой Борщецки, тем четче Арчи начинал понимать, что побег возможен и не-неизбежен. И зачем он так прочно угнездился в этом кресле?
Но причиной позорных мыслей о скором побеге стало, разумеется, не только это.
Арчибальд настолько сильно увлекся размышлениями, что почти пропустил объяснение про загадочный один раз в собранном “весьма праздничном” виде. Все это время Арчи с вежливым вниманием, которое могло показаться наивно-благоговейным, смотрел в глаза Сарочки, но как только через несколько секунд отдельные слова все-таки сложились в предложения, Арчи выпрямился в своем кресле и уже хотел честно сказать, что намеки на его праздничный гардероб в ателье выглядят слишком размыто, как последовавшее упоминание родителей, чаяния и чая заставили его умолкнуть еще на неопределенное время.
Дело начинало пахнуть мокрым лебедем.
Арчибальд тяжело нервно выдохнул и огляделся, прикидывая, каким зигзагом сможет быстрее добраться до выхода (потому что если он правильно понял намек Сары Борщецки, то пиджак на эту пятницу официально отменялся – становилось явно и откровенно не до него), но затем немного расслабился в своем кресле и снова мило, почти даже ласково улыбнулся, решив перед отступлением вытянуть из Сарочки как можно больше информации о том, что же происходило за его синей спиной в его же синей семье. И пока не нашел тактики лучше, чем прикинуться ЦИАшным дурачком. Не комментируя намеки на единственный день, Арчи решил пойти по другом пути и вновь счастливо засиял:
– Чай! Да, действительно, благодарю.
Повинуясь, Арчи отпил остывший напиток и только после этого продолжил развивать свою новую тактику:
– Так, значит, вы знаете моих родителей? Хотите сказать, что кроме имени они рассказали еще и пару историй из моего детства?
Весело и вполне естественно рассмеявшись, Азурит отставил кружку на ближайший к себе столик, убрал туда же папку с документами с колен и внимательно посмотрел на Сару, продолжая улыбаться:
– Не верьте этим историям, госпожа Борщецки. Родители склонны преувеличивать, так что, боюсь, мое имя – единственная правда из всего, что они вам поведали. И где же вы с ними познакомились?

Вся ситуация становилась все подозрительнее и подозрительнее.
Эта госпожа Борщецки, Сара, Сарочка, действительно с каждой секундой все больше убеждала Арчибальда в крепости своих орешков, и очень скоро стало окончательно ясно: придется потрудиться, чтобы выжать из красной информацию о том, что действительно ей понадобилось. Потому как отпускаемые ей намеки складывались в не самую общевидно-радужную картину, и Азуриту очень хотелось в итоге узнать, что он ошибается.
Теперь уже Арчи выслушивал мадам Борщецки почти что молча, лишь кивая, улыбаясь и допивая свой остывший чай с лимоном. Он подал голос только для того, чтобы согласиться с мнением о важности профессии учителя, и все оставшееся время лишь улыбался и трогал чашку с чаем всеми полагающимися частями тела.
Ровно до того момента, как к загадочно-опасным намекам добавился еще и вопрос жестко отцензуренного Спектра. Борщецки была здесь ради этого, ради пострадавшей родственницы, и решила теперь шантажировать его разными намеками? Или некоторые события в его жизни заставили его смотреть на вещи чуть сложнее, чем надо, и озвучиваемая сейчас информация была двумя разными проблемами?
– Сейчас такое происходит не только со Спектром, госпожа Борщецки. Коллектив постоянно работает для того, чтобы сделать наше общество более крепким. Я уверен, очень скоро все поймут важность изменений, – Арчибальд не зря занимал отдельный кабинет в ЦИА; частично его выделили как раз за то, что иногда он все же умел отвечать на вопросы как приличный член означенной организации; хотя, если подумать, по большей части ему выделили кабинет как раз для того, чтобы он все-таки чаще давал такие ответы в нужное время и нужным людям.
Улыбка Арчи стала куда менее мягко-вежливой, и куда более открыто-наглой. В конце концов, перед ним была, хоть и явно уважаемая в определенных кругах, но красная, и вполне можно было позволить себе сократить некоторое расстояние и убрать пару-другую размытых фраз, чтобы скорее добраться до сути. Хотя, не будь Борщецки красной, тактика Арчи бы все равно не изменилась. Предварительно отставив чашку обратно на столик, Арчи резко подался вперед, ближе к Борщецки, и заглянул ей в глаза, не переставая улыбаться:
– Что вы хотите на самом деле, госпожа Борщецки? На вашем месте я бы наконец ответил прямо, а то ведь я, как представитель ЦИА, могу и подумать, что вы под “красивыми вещами” и “красивыми людьми” понимаете не самую честную сторону и так бежевого рынка, и уже готовы предложить мне услугу-другую, и – вдруг – я могу сообщить об этом в дружественную соседнюю организацию. Так что вы хотите?

– Вы шутите, наверное, – без особой уверенности в голосе и с сильно ослабевшей улыбкой предположил Арчибальд, все еще чувствуя прикосновение ладони Сарочки к его, и вслушиваясь в отдаленное эхо ее смеха, все еще звучавшее в его голове в пугающем смешении с новой информацией.
Нет, что-то подобное он и предполагал, конечно, но явно не оценил всю серьезность ситуации. Что-то с яростным упорством ему подсказывало и подсказывало, что мадам Борщецки не кривит душой, не преувеличивает масштаб своего влияния как свахи и вообще имеет в виду настоящее дело. Когда долго работаешь в ЦИА и тесно общаешься с представителями СУДа, в конце концов начинаешь неплохо распознавать настоящий блеф. И здесь его не было. А у Арчи действительно было, что терять.
Арчи смотрел в голубые глаза Борщецки, стараясь игнорировать некоторую хищную общевидную алость ее губ (в эту минуту чувствовать себя лучше она ему не помогала), и старался придумать план.
Азурит очень редко оказывался близким к панике, но Сара Борщецки очень умело, буквально за руку подвела его к опасной черте. Действовать надо было сурово, быстро и без промедления. Так что Арчи наконец вновь мягко, сладко улыбнулся, подсаживаясь на край кресла поближе к Борщецки – та выпрямилась на своем месте, но терять близкий контакт Арчибальду сейчас было невыгодно.
– Но мне не нужна помощь такого рода, госпожа Борщецки. Не знаю уж, почему родители вдруг об этом забыли, – неторопливо, с легкой ноткой сожаления как о потраченном времени мадам Борщецки, так и об ее отсутствии в списке кандидаток проговорил Арчи, прежде чем вновь мягко, почти вкрадчиво засиял. – И, думаю, я смогу убедить в этом и вас.
Азурит подался еще чуть вперед и понизил голос еще на полтона:
– Уверен, что мы сможем с вами договориться. Чтобы ваше рабочее время так досадно не прошло даром из-за меня, я мог бы возместить его в балльном эквиваленте. Я тоже работающий человек, госпожа Борщецки…Сара – я ведь могу вас так называть? – и понимаю, что значит час, ушедший на неверный объект.
Имя Борщецки Арчи произнес с таким же вкрадчивым уважением, улыбнувшись чуть шире, чем прежде; помолчав несколько секунд и давая мадам Борщецки свыкнуться с мыслью, что новой заметки в книгах о браках не будет, он продолжил:
– А если вы вдруг оцениваете свое благородное и полезное дело не в баллах, я могу пообещать вам лучшую рекламу на всех вечерах сбора хромогенции. Поверьте, клиентов станет даже больше, чем было, и вам стоит быть готовой нанимать помощников. А, может…
Взгляд Арчи скользнул на губы Сары, задержался там на несколько мгновений, и только затем Арчи, улыбаясь, вновь посмотрел в глаза Борщецки: – Может, в качестве компенсации вы хотите попросить что-нибудь еще?..

Отредактировано Арчибальд Азурит (2016-05-05 20:46:22)

– Очень жаль, – прокомментировал Азурит нежелание мадам Борщецки просить и идти компромисс, и тяжело выдохнул.
Быстро проблема не решилась. Арчи, в общем и целом, верил, что в итоге выкрутится – ему всегда удавалось выходить из самых тяжелых ситуаций тем или иным способом (а твердость намерений Борщецки сейчас относилась именно к “серьезным”), но всё же ему хотелось перестать думать о проблеме прямо сейчас. Но, как видно, Манселлом это было не предписано.
– Но мне нравится ваш оптимизм, госпожа Борщецки. Вот сейчас вы думаете, что я в ваших руках, а потом и опомниться не успеете, как уже окажетесь в моих. И в таком положении, в которое вас не ставил ни один из ваших мужчин, – так же негромко проговорил и сладко улыбнулся Арчи, и наконец поднялся на ноги, глядя на Борщецки сверху вниз. – Вы действительно связались не с тем человеком, Сара. И к тому же...
Не теряя времени даром, Азурит расстегнул пиджак, снял его и аккуратно повесил на руку. Разглаживая последние складки, он тут же продолжил: – ...учитывая специфику моей профессии, я бы крепко задумался, а не копает ли ЦИА под вас, госпожа Борщецки. Как бы это все не обернулось против вас и не стало одним большим расследованием без привлечения клиентов. Кто знает, может, именно ваши документы я сейчас читал.
Широко, по-искренне светло улыбнувшись, Арчи забрал свои рабочие документы со столика и направился в комнату, где его уже давно ожидал сам портной.
Все то время, пока шла последняя примерка, и новый пиджак, оказавшийся привычно для ателье идеальным, упаковывался в дорогу до синего квартала, Арчи шутил с портным и серым помощником, сиял улыбками и хвалил работу. Но все его мысли то и дело возвращались к Борщецки. Ждала ли его Сарочка за этой дверью, как красное напоминание о подкинутой ей самой проблеме? И поможет ли ему на этот раз та мысль, которую он обронил в конце и которая, как говорят знающие люди, неискоренима. И может ли выдуманное расследование, если Сарочка хоть немного восприняла такую возможность, помочь ему сократить время решения вопроса вдвое? Разумеется, Азурит блефовал по поводу внутреннего расследования ЦИА – сам Арчи и не слышал о Борщецки до сегодняшнего дня, но попытаться стоило.
Наконец, тепло попрощавшись с владельцем ателье, Арчи нажал на ручку двери и с внутренней осторожностью, но внешним спокойствием шагнул обратно в комнату ожидания.