После той ночи Маттиас его не видел. Совсем. Ни на улицах, ни дома — вообще. В первую ночь он было подумал, что перепутал графики, и, наверное, Дэмиан ушел на ночное дежурство, хотя вроде бы его не было с самого утра, но мало ли… Во вторую ночь Маттиас так уже не полагал. Он не мог уснуть, пытаясь представить себе, где Дэми мог бы быть. У себя ли в сером квартале? Или на дежурстве? Может, в первую ночь он на него обиделся и остался у себя — хотя Маттиас бы не возражал, чтобы тот вернулся; а на вторую отправился в патруль? Очень хотелось ему надеяться, что все было именно так. Но тревога, беспокойство, чувство вины за все сказанное давали ясно понять: вообще-то Дэми может и не вернуться. Он живой человек, а если людей отвергают… может, Дэми был искренен в своем желании помочь, а Маттиас только все испортил. Если как следует посудить, то он и без того изрядно попортил ему крови, взять хотя бы историю с пистолетом. И с ранением. Наверное, все-таки было лучше, если бы кто-то переварился в ятевео. Да, страшно. Зато меньше пострадают другие, определенные люди. Был, правда, весомый аргумент — очки ночного видения. Они оказались крайне полезны Сопротивлению, но теперь Маттиас об этом даже боялся думать. Словно перед ним поставили выбор: революция, мечты, утопия, действительно важное дело против Дэмиана.
И выбор легким не был. По-хорошему, надо было оставить все, над чем Маттиас работал. Он надеялся, смотря на часы через очки: четыре утра. Если Дэмиан заканчивает в три свой патруль, он должен вернуться. Но не возвращался. Вот если придет, можно спросить напрямую и действительно все бросить. Может, так будет лучше. Может...
К шести утра Маттиас натурально разревелся. К половине восьмого еле-еле уснул. В восемь зазвенел будильник. В девять он был на работе.
Потом он заглянул домой, как только смена закончилась: Дэмиана там не было. Оставалось навестить его в С-64, но на это уже не оставалось времени — нужно было обсудить подробности новой акции. Уже на собрании Маттиас даже что-то кивал, обсуждал, вздыхал, но не был уверен в том, что находится на своем месте. Ему хотелось уйти. Он почти было прослушал часть со своим заданием — наиболее короткие лозунги, сформулировать что-то про Шафран, заставить всех сомневаться. Вышел из дома, где проходило собрание, и умудрился заблудиться практически в трех соснах. С одной стороны, хотелось метнуться к С-64. С другой — если Дэмиан не хотел показываться, значит, лучше его не беспокоить, может, отойдет сам. Трусливый вариант, на самом деле; но его Маттиас и выбрал, несмело зашагав к дому. Еще теплилась надежда, но робкая, ее приходилось топтать и не задумываться ни о чем.
Поэтому он почти удивился, когда увидел свет в окнах; может, забыл выключить, когда уходил — нет, вряд ли. Значит, Дэми дома. Что он ему скажет? Как извинится?
Осторожно открыв дверь и войдя в дом, он даже вздрогнул: совсем не ожидал увидеть Дэми почти что на пороге. А тот задал вполне себе логичный вопрос. Маттиас растерялся, не зная, что ему ответить. Что все в порядке, ходил по делу; почти-ложь — потому что Дэмиану эти слова не понравятся, он поймет, что кое-кто темнит и не хочет говорить всего; поймет, что Маттиас снова взялся за свое.
И вместо всего этого он крепко обнял Дэмиана, пытаясь сглотнуть ком.
— А ты-то где был? Что произошло с тобой? — спросил он так же тихо. Да уж, тон у них у обоих был странный. Далеко не жизнерадостный. — Давай сначала чай, хорошо? Я заварю, — пробормотал он.
Закрыв дверь и сняв наконец с себя очки, Маттиас сразу ринулся исполнять свое обещание на кухню, только вот чайник не так давно вскипел, ему минута на подогрев требовалась. И мясо. Маттиас снова вздохнул, поставил чайник, закрыл глаза, понурившись. Если Дэми готовил для обоих, то он этого совсем не заслуживал. Он вообще не заслуживал ничего после той ссоры. Если бы она была простой, то Дэмиан бы не исчез на двое суток.

— Вечером тебя дома не было, быстро же ты успел, — прокомментировал Маттиас пояснение об ужине. Ему было немного не по себе оттого, что Дэмиан так спокойно к нему прикасается, словно ничего не случилось. Сокращение дистанции, забота, отбирание дел — такого он точно не заслуживал. Как и извинений.
Маттиас закусил губу, смотря на сигаретный дым; попытался сдержать себя — пачка-то Дэмиана, без него Маттиас не курил и потому покупал их редко. Но рука сама без спросу потянулась к ней, вытащила сигарету; другая — прикурила. И только затянувшись, Маттиас наконец нашел в себе силы ответить:
— Слушай, я был неправ. Мне не стоило говорить глупых и резких вещей, поэтому тебе не за что извиняться, — не хотелось признавать чье-то давление или даже возможность ему поддаться. Тогда он сразу упадет в глазах Дэмиана как несамостоятельный человек, ни на что не способный. И это если не учитывать чувство вины, оно явно перевешивает все остальное. Из-за него Маттиас боялся смотреть в глаза — ему казалось, что если он это сделает, что-то внутри рухнет. Блять, почему?! Взялся за дело — доводи до конца, не будь сраной тряпкой.
— Я не хотел говорить, что ты бесполезен, или что я тебе не доверяю. Просто тема вышла не самой лучшей. Прости. Действительно дерьмово вышло.
Кружки были поставлены на стук с гулким звуком, резанувшим по ушам, но это было случайностью. Надо было отвлечься, посмотреть прямо и не бояться облажаться. Все равно это рано или поздно произойдет, зачем накручивать себя заранее.
— Нальешь? Ты к чайнику ближе, — попросил он. — И… как ты, что там случилось? Заработался?

Маттиас подавил тяжелый вздох. Есть ему совершенно не хотелось, хотелось уткнуться в чашку чая (в Дэми, на самом деле, было бы лучше) и задремать. Проблемы сном и решаются. Наверное. Просто Дэми говорил так, словно больше двух суток дома не было Маттиаса. Ему вновь стало стыдно.  И, главное, никаких ответов у него с собой не было, как и вопросов.
Почему нет кнопочки «забыть»?
— Ты знаешь, я никого не взрывал и не убивал, — тихо произнес он, когда Дэмиан заговорил о методах. Впрочем, раньше он говорил о том, что им не хватает сильного руководителя. Словно не знал очевидного: сильными часто называют тех, кто приносит слишком много горя. Черт его поймет, на самом деле, что пытался сказать ему Чертополох, но он задал следующий вопрос, и от него так просто не отвертишься.
Как бы еще сказать, чтобы Дэмиан не начал возмущаться.
— Нет, никто меня не арестовал, да и зачем, — пожал Маттиас плечами. — Получил техзадание, побродил по городу. Заблудился в оранжевом квартале, сам не знаю, как туда занесло. — Это было правдой, собрания они проводили в сером, а то, что Маттиас оказался так далеко от дома, оказалось лишь глупой ошибкой.
Пришлось набраться сил чтобы смотреть прямо.
— Прости, на самом деле я не думал, что ты вернешься. Хотел проведать тебя в С-64, но… Но ты вроде и сам не рад там появляться, возможно, сделал бы только хуже. И… я хотел тебя видеть. Прости. Слушай, я наговорил много дерьма, и знаю, что так просто не отделаюсь. Но даже не знаю, что сказать. Просто не уходи больше, ладно? Все можно обсудить и решить. Если тебе что-то не нравится, говори прямо. Что не так с методами? Что не так… с чем угодно, что успело накопиться, просто выкладывай, и мы что-нибудь с этим сделаем.

Вместо пепельницы на столе стояла консервная банка. Надо было наконец приобрести домой нормальную, чтобы не резаться об острые края, тем более, что курит в основном Дэмиан, а значит, шанс порезаться у него выше. Но тот не курил — только Маттиас втягивал в себя дым, стараясь вести себя как только тише.
Кажется, их размолвка той ночью сильно подействовала и на Дэмиана, и теперь он хотел избавиться от лишних разговоров. Так было и с Маттиасом — да, от обсуждения ему тоже хотелось скрыться. Но если проблемы оставлять висеть мертвым грузом, то они будут давить до тех пор, пока не останется сил даже сделать вдох. А им с этим потом еще и жить. Надо было брать быка за рога.
С едой тоже вышла осечка — есть Маттиасу совсем не хотелось, а Дэми старался. Насколько он знал, тот вообще просто так никогда не готовил, значит, надо уважить человека. А Маттиасу кусок в горло не лез. И вот что делать...
Тарелка отправилась в холодильник.
— На завтрак, хорошо? Сейчас уже поздновато для ужина. Спасибо.
И нахмурился. Такие вещи просто так вслух не говорятся.
— Давай вот как сделаем. Тут не самая лучшая атмосфера для переговоров, ок? Хоть в гостиной на диване, хоть еще где. Можно ноги вытянуть, — с этими словами он затушил наконец сигарету, взял кружку, осторожно потрепал Дэмиана по волосам.

Когда они достигли дивана, Маттиас постарался не выглядеть испуганно. Потому что кто-то ведь должен быть мужиком.
— Я не собираюсь спрашивать тебя, пока ты сам не расскажешь. Не спрашивал же и раньше. Но… просто попробуй объяснить, что конкретно тебе не так, что тебя не устраивает, почему? Вот то же техзадание, гм…
Маттиас осекся. Не надо было настолько серьезно откровенничать, за это вполне можно было схлопотать. Но почему-то хотелось верить Дэмиану.
— ...то же ТЗ, — протянул он, — нда... Мы собираемся проводить акцию, ну, это очень серьезно звучит, все попроще — немного порисуем на стенах углем, пару фраз, вроде «у синего перфекта слишком широкая задница», «тут был Джон» и так далее. Собственно, надо составить фразы, врезающиеся в память и прямо-таки кричащие. Сказать людям то, что от них скрывают. Ты говорил, что знаком только с силовыми методами… Это не такой, правда? Я… сказал это все не потому, что мне хочется с тобой этим делиться, хотя вру, конечно хочется, но нужен был конкретный пример, а не абстракция. Давай попробуем обсудить. Просто хочу понять, почему ты с недоверием смотришь на подобную деятельность.
«Маттиас Перванш — конкретный идиот, не абстрактный», — подумалось ему. Зато на диване была подушка. Ее можно было схватить.

Дэмиан придвинулся ближе — значит, не так уж он и возражал против слов Маттиаса, несмотря на то, что упорно твердил о взрывах и прочей чуши. Ну, то есть да, в деле революции без крови не обойтись, и это Маттиас прекрасно понимал, но сам факт того, что Дэми его не избегал и действительно вернулся — по крайней мере, на то было похоже — его изрядно успокоил. А еще захотелось спать. Сказалась бессонная ночь.
— Это силовой метод борьбы, у него есть как и плюсы, так и минусы. Минусы ты сам знаешь, не буду перечислять. Плюсы — такие акты обычно сложно не заметить, и незашоренные люди, теоретически, могут сложить два и два. Ведь у всего есть мотивы, я тебе говорил. Просто так ничего не делается. Есть и другие, не такие заметные. Кто чем хочет, тем и занимается, пытаясь сделать мир лучше. У каждого выходит по-своему в зависимости от его представлений о мире. Ты сам говорил о разрозненности, об отсутствии лидера.
Маттиас окончательно не выдержал и крепко обнял Дэми за плечи, не собираясь отпускать. Уж лучше пусть лежит здесь, ближе.
— И ты совершенно прав, опасаясь за людские жизни — когда речь идет о возникновении мощного движения вне закона, есть риск получить трупы. Но мощное движение само по себе от хорошей жизни не возникнет. И, будь оно легальным — может, все сложилось бы иначе. В конце концов, мы стараемся выбирать, я надеюсь, за всех не скажу. Но любое действие — это выбор, и желательно бы ему быть обоснованным.
Сказать больше было нечего. Не хватало слов, эмоций, действий. Не хватало сил на то, чтобы переубеждать — пыла в голосе Маттиаса совсем не прибавилось, наоборот, он окончательно заклевал носом еще в момент, когда обнял Дэми. Но еще оставалась работа. Много работы.
— Ладно… если ты не хочешь об этом говорить, то мы закроем тему, — вздохнул он, понимая, что особо ничего не добьется в таком состоянии. Но еще ему очень не хотелось ходить с клеймом в глазах Дэмиана. Словно то, к чему он стремился, было абсолютно неважным, а наоборот — противоестественным. Но как объяснить?.. С чего было бы правильнее начать? Что-то Маттиас конкретно упускал. Но вот что?

Конечно. Все попытки бороться — бессмысленное злодейство. Маттиас окончательно притих, не зная, какие слова ему подобрать, чтобы объяснить свою позицию. Выходило со всех сторон плохо, совсем плохо. А еще ему казалось, что Дэмиан просто не хотел его слушать: сам ведь в СУДе работал. Видать, слишком его любит, чтобы попытаться пойти против. Это было и хорошо, и отвратительно — любить свою работу нужно, но не до такой же степени.
Оставалось только вжаться в плечо Дэми и закрыть глаза, слушая.
— Нет, не сплю, — тихо отозвался он, — задумался. И не надо никого никуда носить, тут детей нет, знаешь ли. Просто… Ты сказал, можешь ли ты быть полезен Сопротивлению. Да, можешь. Но когда я пытаюсь узнать, почему ты так этим интересуешься, выясняется, что тебе почти все, связанное с ним, непонятно. Я… я не знаю, честно.
Вздох пришлось подавить.
— Они бы тебя не убивали, если бы из-за таких, как ты, не потеряли близких людей. Не потеряли возможность найти себя в этом мире. Если бы ты родился серым, то никогда не попал бы в СУД, понимаешь? А если бы я не оказался на семнадцать процентов выше максимально ожидаемого, сидел бы себе на заводе. Твои родители к этому моменту могли бы быть уже мертвы, и никто бы не сожалел об этом, кроме тебя. Ты бы катастрофически не высыпался, недоедал и постоянно работал. А еще видел бы, как другие, кому повезло немного больше, ничего не делают. Или делают очень важную, по их мнению, работу — например, считают стулья. Что полезнее обществу — гребаные стулья или еда, одежда и прочие предметы быта, ради которых хроматики пальцем о палец не ударят? Постель, на которой ты спишь, вполне могла быть сшита руками моей матери. Могла быть сшита кем-то еще, какой-нибудь девушкой, которой в живых больше нет. Ты не знаешь имен этих людей, не знаешь, как они живут. И вот представь себе серого-себя, недоумевающего: «Почему я не могу пойти работать детективом? Я что, хуже? Люди и без того не видят абсолютно все цвета, в таком случае всегда должна быть взаимопомощь, но в остальном? Я глупее и не могу связать улики? Что со мной не так?»
Маттиас взял небольшую паузу, просто чтобы вдохнуть поглубже.
— Потом понимаешь, что с тобой все в порядке. В худшем случае, конечно, полностью сдаешься, но я про другое. Понимаешь, что дело не в тебе, а в системе. Потом кого-то, кого ты любишь, отправляют выполнять крайне глупое поручение, и человека из-за того, что нормы безопасности никем не соблюдаются на заводе — техобслуживание никто не проводит, санитарных норм нет, загруженность высокая, серым просто некогда, учитывая объемы производства — гибнет. Кто-нибудь тебе скажет хоть слово сочувствия? Хроматики разве что способ потешаться найдут. Ну, или испытают шок, но их это не тронет — подобное в порядке вещей. Когда того человека затянуло в костедробилку, желтого, ты подумал о том, что это могло быть последствиями несоблюдения хоть каких-то норм? Можно не про это, есть куча способов угробить серого, выживают далеко  не все. Отказывают в элементарной медицинской помощи. Если бы ты свалился с воспалением легких, что бы тебе сделал цветоподборщик? Вылечил, дал больничный. А кому-то прилепляют значок «симулянт» и отправляют работать дальше, пока не сдохнет. Терроризм — это отчаяние, и я не могу осуждать тех людей, кто так попытался хоть что-то поменять. Обычно это попытка обратить на себя внимание, мне кажется. Но когда человека задерживают просто по подозрению и потом убивают, не найдя весомых доказательств — признания под пытками не считаются, там что угодно скажешь; когда есть какие-то несоответствия и того, кто распускает «дурные слухи», отправляют в Шафран… знаешь, это слишком грустно. Если человек видит несправедливость, он должен приложить усилия, чтобы исправить ее. Иначе он не может быть человеком. Хоть какие-то. Честно, я не знаю, как еще тебе объяснить. Если у тебя есть прекрасная методика — давай ее сюда. И пойдет совершенно другой разговор, серьезно. А если нет, и ты несогласен, возмущен — давай действительно закроем тему и не вернемся к ней в будущем.

— Не ты лично, — Маттиас заговорил еще тише. Ему никак не хотелось отпускать Дэмиана несмотря на то, что тот его совсем не слушал, но обидно было: тот понимал только то, что хотел. Выборочно. И с этим сложно было что-то сделать. — И я тебя не виню. Никто тебя не винит, хорошо? Просто действовать действительно нужно. Каждый поступает по-своему, до чего додумывается, и я пытаюсь объяснить тебе мотивы, а не оценить с моральной точки зрения. Потому что оценивать с нее свою собственную работу ты совсем не хочешь, так почему нужно делать это с Сопротивлением, Дэми? Я объяснил тебе мотивы, объяснил, что не так, но ты в упор не слышишь этого. Ты все говоришь про взрывы, словно я лично в них виноват. Знаешь, как можно было бы провести революцию бескровно? В один прекрасный день люди должны перестать следовать правилам Манселла. Все. Но кто это сделает, кто, кроме серых, которые в меньшинстве, и на них есть цепные собаки? Поэтому и нужно информировать, доносить до людей. Я тебе не говорю, что надо все разрушить. Надо изменять уже готовое. Но это моя точка зрения, и, черт возьми, я не виноват в том, что не мог ей поделиться с теми, кто подорвал тех людей, которых ты пытался спасти! Я не мог на них выйти, узнал только после произошедшего. Я лично в этом виноват? Виноват в том, что родился серым, что моя мать сдохла в нищете со значком «симулянтка», в том, что не хотел бы такой жизни остальным серым? Ты же знаешь, что нет, потому что это было бы крайне несправедливо, и если ты так действительно считаешь, то… то я не знаю, что еще сказать.
К концу своей тирады Маттиас окончательно сбился с мысли. Вновь в нем били ключом эмоции; досада — оттого, что он увидел в Дэмиане потенциал, но не мог его раскрыть. У него не хватало сил, или подход нужен другой — но после всего сказанного вряд ли бы сработало. Да и Дэми артачился, словно ему предлагали пересадить чужое сердце и подохнуть в муках. Поэтому пришлось пообещать себе, что больше ничего Маттиас не скажет. Зря пытался.
— Иди спать. Мы так только разругаемся, да и ты устал, — предложил он, отцепляясь от Дэмиана. Не сильно-то и хотелось, но, в конце концов, в гостиной свет не горел, а значит, выступившие слезы можно было быстро сморгнуть — никто бы и не заметил.

И все-таки трусость Дэмиана его удивляла. Маттиас привык считать, что Дэмиан, скорее всего, запутался, где-то не может столкнуть себя с мертвой точки, и надо в этом только помочь; но что делать со страхами, он не знал — мог только слушать. Еще ему подумалось, что Дэмиан, вероятно, был не просто подавлен — возможно, он действительно хотел что-то изменить, но из-за страха и убежденности в том, что ничего не сможет сделать, впадал в депрессию или чего похуже. Но эту мысль пришлось быстро отбросить: обычно люди все-таки делали выбор, действовать или позволить связать себе руки. Исходят из того, что им удобнее. Видимо, Дэмиану нравилось считать, что вина на нем не лежит — этой мыслью он оправдывался.
Маттиас сглотнул.
— Все будет хорошо, — отстраненно сказал он и потрепал его по волосам. — Не сразу, но будет.
Подняв чашку с остывшим кофе с пола, Маттиас протянул ее Дэмиану.
— Не бывает так, что выбора нет. Он либо сделан, либо отсрочен. Но ты и не должен в нем никому отчитываться, так что извини, что потревожил сегодня. Пей давай, согревайся, он не отравлен, — Маттиас кивнул на кружку, после чего забрался на диван с ногами.
Ему хотелось обнять колени и уснуть. Но все еще оставались речевки, которые хотели, чтобы их доделали. Кое в чем Дэмиан был прав: Маттиас бы не простил ему вещей, против которых и пытался бороться. Но незнание нисколько бы не помогло, наоборот — усугубило бы ситуацию. И ведь, что странно, Дэмиан позволял себе какие-то слабости, но… но почему-то не хотел понимать. Многие люди, и, вероятно, Дэми в их числе попросту боялись каких-либо серьезных перемен.
Впрочем, в голову все-таки пришла потрясающая идея. Она приходила и раньше, но зато в ней были методы, которые бы полностью устроили Дэмиана. Создать собственный город, можно использовать инфраструктуру брошенных Коллективом; начать там жить, как совершенно нормальные люди. Скидывать листовки, пытаться проводить презентации среди граждан… но Коллектив быстро усмотрит внешнего врага.
Зато там, в собственном государстве, можно будет не скрываться.
Маттиас искоса посмотрел на Дэмиана, снова потрепал его по волосам. Нет, идея бросить все ему бы вряд ли понравилась. Придется оставить при себе.

Не хотелось Маттиасу спать, хоть и предлогом это было бы хорошим. Дэмиан бы допил кофе, покурил, вернулся бы в постель. А там — Маттиас, фактически предававший его со своими речевками. Словно наплевавший на то, что они только что обсуждали.
Впрочем, понурить голову и искоса наблюдать за передвижениями Дэмиана ему это не мешало. Кухня с гостиной просматривалась куда хуже, чем наоборот, и наблюдение в любом случае было бы крайне заметно. Досаждать не хотелось — разговор и без того вышел неприятным. Что в таком случае делать, Маттиас не знал.
Если он не был в состоянии сделать порученную работу, от нее лучше было бы отказаться — в таком случае никому не будет вреда. Потому что, во-первых, языкастых людей полно, и язык у них подвешен куда лучше. А во-вторых, не нужно будет лишний раз чувствовать себя виноватым.
Оставался вопрос — выбираться из дома тайком или все-таки сказаться. Оба варианта были провальны, но второй не обижал бы Дэмиана, если бы тот заметил пропажу. В спальню же он уходить, похоже, не спешил — тянул себе дым.
Маттиас глянул в чемодан, выудил из него очки и как можно бесшумнее их закрепил.
— Мне надо отлучиться на… сорок минут, где-то так. Ты никуда не уйдешь? — тихо спросил он, подняв голову.

Дэмиан был против. Объяснять Маттиас ничего не хотел — ни к кому пойдет, ни зачем пойдет. Мысль о том, что кто-то может пострадать из-за того, что Маттиас указал на него не тому человеку, приводила к тоске. Маттиасу хотелось доверять Дэми, но если тот сделает все, что ему прикажут — значит. лучше не рисковать. Вряд ли выбор будет сделан так, как Маттиасу бы хотелось.
Стрелял же он тогда в ребенка, не задумываясь.
Но то, что Дэмиан рухнул на колени, окончательно выбило его из колеи.
— Ты чего, встань, сядь на диван, — зашептал он, пытаясь подхватить Дэми за подмышки. Тот вел себя как ребенок, которого родители пообещали бросить за непослушание. А если он себя так вел, значит, что-то такое Маттиас ему сказал, окончательно обидное и разбившее. — Ничего не надо делать, не надо ничего бросать и откуда-то уходить, если оно тебе нравится. С чего ты вообще взял?
Это он уже спрашивал, шлепнувшись обратно на диван и утянув Дэмиана за собой. Чтобы окончательно встряхнуться, сжал его в объятиях со всей силы, что была.
— Ты мне в любом случае нравишься, пусть и есть разногласия, они временны и их можно игнорировать, все будет в порядке, ты ни в чем не виноват, честно, — с этими словами Маттиас похлопал его по спине несильно и зарылся ладонью в его волосы. — Хей?

Дэмиан извинялся. От этого было очень не по себе — наблюдать такую реакцию у людей Маттиас не привык. Он бы и сам извинился за то, что довел Дэмиана до такого состояния, но станет ли он слушать? Вряд ли. Маттиас бы не стал, только еще больше бы утвердился во мнении, что все сделал неправильно. Ему самому нужен был бы шанс доказать собственную важность, но какой шанс мог дать Дэмиану Маттиас, он не знал. А Дэмиан… Дэмиан решил попробовать что-то из своего арсенала, и Маттиасу пришлось только судорожно выдохнуть.
Он прекрасно знал Маршалла. Ну, не то чтобы как друга или что-то в том духе, но как человека он его, безусловно, уважал. Сам хотел разбираться в разных интересных механизмах, вот как тот старичок, собиравший летательную платформу из левитирующих предметов, как Маршалл, сумевший собрать ему очки. А ведь взяли его после той статьи… взяли. И раскололи.
Если Дэмиан говорил, что больше никто не узнал об этом, значит, именно Дэмиан его допрашивал. А потом, похоже, убил. Эта мысль никак не могла успокоить Маттиаса. Значит, Дэмиан старался сделать все как можно лучше — но с позиции силы.
Этого Маттиас разделить не мог. В горле встал ком, глаза вновь заблестели. За что?..
— Почему ты раньше не сказал? — упавшим голосом спросил он, не смотря на Дэмиана. Очки пришлось стянуть. Ему все еще нужно было передать работу кому-то другому, или же выполнить ее самостоятельно, но факт оставался фактом — близкие люди погибли. По вине Дэмиана? Да нет. Виноват был Маттиас. Если бы он тогда не решил, что СУДейская технология — это здорово…
Не хотелось ничего, кроме как закопаться в могилу и сдохнуть. Или разрыдаться. Да, от Маршалла не было вестей с начала месяца, но ведь и Маттиас почти ничего не делал, чтобы вновь с ним состыковаться. Мог бы догадаться, но нет, тешил себя мыслью, что все в порядке.
Или же ему просто не говорили. Знали, но не говорили.
— Что ты делал с ним? Где он? — требовательно спросил Маттиас, хотя уже знал ответ.
А еще на месте Маршалла мог оказаться Дэми.
На месте Маршалла мог оказаться отец.
И один Маттиас оставался бы в неведении. От такого просто опускались руки.

Маттиас предпочитал смотреть в темноту — просто кроме нее, больше ничего не было. Только Дэмиан, живой Дэмиан, с бьющимся сердцем, дышащий, и при этом… и при этом словно убивающий на ходу. Виноват все-таки был Маттиас. Дэмиан делал то, что ему прикажут. Но ведь утащил он донос тогда… из папки. Помог ему с Вердепомовым. Но все это было абсолютно законно, за исключением пары деталей. Вроде и добрым человеком Дэмиан казался, спас тогда из ветвей ятевео… что сделал абсолютно зря.
Потому что поступки приводят к последствиям. Словно Маттиас, встретив его, запустил цепь событий, и ведь так оно и было. И Дэмиан, абсолютно уверенный в собственной правоте, его все больше в этом убеждал.
— Маршалл был хорошим человеком, Дэми, — пробормотал он. — У него не было причин для презрения. Прости, но в это я не поверю.
Скрыться больше не хотелось — скорее просто лечь и всматриваться в пустоту, пока не ослепнет. Говорили, что темнота ослепляет. В это Маттиас верил. Как и в то, что иногда лучше бездействовать, но по природе своей он не мог быть бесполезным. Не хотел. И сейчас ему связывали руки — тем, что не отпускали; тем, что пытались переубедить.
— Когда я уеду отсюда, то там, в другом месте, люди, убивающие за простые слова, мне нужны не будут, — вдруг сказал он. — Как и те, кто позволяет системе стать нечестной. Я не хочу того же страха, которым тут парализованы мыслящие граждане. И такие, как Маршалл, не умрут просто за то, что попытались восстановить какую-то технологию. Но для того, чтобы это случилось, мне надо идти сейчас, — вздохнул Маттиас. — Вернуть техзадание. Все равно его сделать уже не получится. Отпустишь? Я вернусь, обещаю, а ты попробуй уснуть. Все равно распинаю, как приду.

Маттиас не знал, что ему делать. Каждое его слово оборачивалось против него, и вроде он пытался как-то успокоить Дэмиана, а выходило еще хуже. И это было обидно. То, что Дэмиан срывался на нем и из-за него, то, что он не помнил, что ему говорили раньше. Что Маттиас предпочтет не знать — тогда за ним уйдет меньше людей в случае чего. Зерно истины, конечно, было в его словах — нужно добраться до верхушки, но при этом полностью отбрасывать работу с населением, как Дэмиан предлагал… это было, мягко говоря, глупо. Поддержкой людей нужно было обзавестись в любом случае, иначе эти же люди, увидев результат революции серых, возьмут и проведут свою. Погибнет все, к чему Маттиас стремился.
Давить отцом было ужасной идеей, но она сработала. Хотелось заартачиться, сказать, что отец бы вообще присутствие Дэмиана не одобрил; хотелось сказать, что ему не все равно, но отлынивание от прямых обязанностей хорошей репутации Маттиасу бы не сделало.
В темноте он не видел Дэмиана, но слышал его шаги. И когда тот остановился, кажется, сказав все, что хотел, Маттиас не знал, что ему ответить. Кроме одного «прости», которое он не пояснил. Извинялся за то, что не мог объяснить, не мог согласиться по всем пунктам, за то, что банально кончились силы — только на тяжелое дыхание, которое пришлось задерживать, чтобы не выдавать себя.
А еще Дэмиан мог в любой момент уйти. Ушел же тогда и пропал на несколько дней. То же самое он запрещал Маттиасу, но кто знает, как он сам поступит на эмоциях. Уйдет и в следующий раз. И в послеследующий. А как этого избежать?
Проще закрыть глаза, облокотиться на подлокотник головой и попытаться уснуть. И еще раз поклясться себе, что никогда и ни за что не расскажет, что обо всем этом думает. Будет только хуже.